Больше всего на помпезном вернисаже З.К. Церетели в Большом Манеже впечатлило количество посетителей -- участников так называемого «актуального» артпроцесса. Кого только не встретил на шумном торжестве: и членов группы АЕС, вошедшей в самую звездную команду российского contemporary art, и редактора поддерживаемого Маратом Гельманом отличного сайта GIF.ru Николая Палажченко, и Крокин-галерею в полном составе руководителей, и редакцию журнала «АртХроника», и куратора-координатора Первой московской биеннале Иосифа Бакштейна, и многих-многих других... И я там был. Мед-пиво пил. И очень себе даже расчувствовался. Ибо понял, что Зураб Константинович действительно единственный способный сплотить вокруг себя всех: и левых, и правых, и либералов, и почвенников, и Лужкова и Путина, и Бакштейна, и Ванслова, и Говорухина, и Гергиева. И это совпадает с личными амбициями художника. Но не только. Жизнь в искусстве Зураба Церетели наиполнейше воплощает особенности российского художественного сознания на всех его уровнях.

Сознание это -- секуляризованная в советское время соборность. Символом которой в художественной жизни оказывается комбинат искусств. В 60-е годы такие вот подведомственные Союзу художников объединения эстетизировали быт советских граждан, воспитывали его художественный вкус. В частности, основанный в 1958 году при Московском союзе художников Комбинат прикладного искусства оформил более полутора тысяч объектов: театров, концертных залов, домов культуры (не только в России, но и в странах, входивших в СЭВ). И ведь под сурдинку делали эти повязанные круговой порукой гильдии доброе дело: распространяли повсеместно эстетику тогда прогрессивного по сравнению с официозом стиля «левый МОСХ», апогеем которого (что видно на выставке) и является творчество Зураба Церетели. В самой аббревиатуре «левый МОСХ» заключена драма этого движения: цеховая идеология, какой бы левой она ни была, не дает шанс художнику быть до конца свободным. Потому лучшим достижением этого движения была «комбинаторная эстетика», иначе -- отчаянная эклектика, когда почти все заимствовалось (у Фалька, у «бубнововалетовцев», у Пикассо, у мастеров Средних веков) и по определению было вторичным. Вот эта «комбинаторная эстетика» определяет всю громадную выставку президента Российской АХ. Иногда создается впечатление, что это отчет о работе целого союза: настолько разнятся по методу и стилю произведения в разных жанрах, техниках и форматах. Реалистические монументальные скульптуры на тему религиозную и общественно-политическую -- самые неубедительные. Безликие. Мозаичные панно подражают византийской традиции. Много-много цветочных натюрмортов по методу постимпрессионистов и фовистов. Есть панно кубофутуристической выдержки. Самые обаятельные -- произведения последних лет на темы: горожане грузинского города, иерусалимские евреи и Чарли Чаплин. Они отлично наследуют эстетике Парижской школы с ее эксцентричной пластикой жизни и особым, терпким, густым колоритом. Иным иерусалимским типажам со скрипками и виолончелями позавидовал бы сам Марк Шагал. А скульптурные хороводы большеглазых грузинских жителей напоминают героев фильмов присутствовавшего на вернисаже Георгия Данелии. Такие же угловатые обаятельные недотепы, будто смутившиеся и растерявшиеся в компании столь импозантных бронзовых героев наших дней: от Владимира Путина в кимоно до дирижирующего «пальцами веером» Валерия Гергиева.

Выявленное на самой большой выставке Зураба Церетели постсоветское «комбинаторное сознание» на деле является вытесненным комплексом большинства главных фигур сегодняшнего российского contemporary art. Художники желают поставить на поток и превратить в индустрию свой однажды найденный эклектичный бренд (соцартистская живопись или фото или комиксы по трафаретам). Худначальники артпроцесс мыслят лишь в формах гигантских биеннале, каждая из которых превращается опять же в комбинат искусств, где индивидуальность нивелируется в общем вале изопродукции, подавляющем масштабом и цифрой бюджета. При этом до решения тонких концептуальных задач развития искусства и его коммуникации с обществом все как-то руки не доходят. Так что открывшуюся в Большом Манеже выставку президента Академии художеств вполне можно назвать образцовой для нынешнего «актуального» искусства России.