Вышел пятидесятый том «Нового литературного обозрения» (по «годовому» счету -- №4). Пятьдесят увесистых книг за девять лет («НЛО» возникло в конце 1992 года) это много. Поначалу не укладываясь в объявленные параметры (шесть книг в год), издание все же добилось периодичности. Не всегда выдерживая экстра-уровень (да кто и когда его выдерживал?), журнал стал «отражением» российского интеллектуального сообщества рубежа тысячелетий. Обзаведясь спутниками (эссеистический «Неприкосновенный запас», книжные серии), «НЛО» сохранило статус главного поставщика филологических новаций, кузницы гуманитарных кадров, элитного клуба. Юбилейный том венчают три указателя: три с лишним тысячи статей, рецензий, публикаций в «НЛО», почти триста материалов в 16 номерах «НЗ», 127 книг (многие из которых становились событиями). Есть чем гордиться.

В обращении «К читателю» сообщается, что редакция не желает юбилейничать, впадать в мемуаристику и собирать лавры. Лукавство трогательное. Номер, конечно, «подарочный». И по набору тем, и по концепции, и по авторскому составу. Здесь наличествуют: «ницшеанский» блок, посвященный восприятию наследия автора «Рождения трагедии...» сегодняшними гуманитариями; «формалистский блок», где вновь по кирпичикам разбирается опоязовская печка, от которой танцует наше литературоведение; «контекстно-проблемные» блоки, встраивающие журнал и его «команду» в типовые сюжеты эпохи (российская гуманитария ищет себя меж отечеством и Западом, в лесу разбегающихся новомодных дисциплин и под сенью разнообразных СМИ); блок материалов о русской поэзии 90-х, торжественно свидетельствующий об актуальности ученого журнала. Авторефлексиями и конструированием манифестов заняты знаковые фигуранты интеллектуального истеблишмента: Михаил Гаспаров, Нина Брагинская, Андрей Россиус, Михаил Безродный, Николай Гринцер, Сергей Козлов, Михаил Ямпольский, Лев Гудков и Борис Дубин, Сергей Зенкин, Андрей Зорин, Илья Кукулин (один из самых талантливых и эрудированных интерпретаторов современной русской поэзии, и точно -- самый душевно щедрый из них) и -- куда ж без него? -- сам Дмитрий Александрович Пригов. Гром победы раздавайся! Хотите знать, о чем должно мыслить? -- Читайте «НЛО» и его книги. В том числе -- выпущенные на днях, а потому не попавшие в указатель.

Таковых четыре. И представляют они главные направления проекта «НЛО»: качественно подготовленная мемуаристика; ученость новейшего образца; вольная изящная словесность (об «интеллектуальном романе» Александра Гольдштейна «Аспекты духовного брака» надеюсь рассказать отдельно); «что хотим, то и издаем».

Серия «Россия в мемуарах» приросла книгой Франсуа Ансело «Шесть месяцев в России. Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования его императорского величества» (перевод с французского, статья, комментарии Натальи Сперанской). Жак Арсен Франсуа Поликарп Ансело (1794--1854 гг.) был литератором недурно образованным, преданным словесности и умевшим получать от нее удовольствие. Иные его сочинения пользовались успехом, но «венец бессмертия» (членство во Французской Академии) был завоеван плодовитым автором лишь с третьего раза. Посмертной славы Ансело не снискал. Похоже, в России о нем помнят больше, чем во Франции.

Причиной тому не столько книга путевых впечатлений, сколько отзывы на нее Пушкина и Вяземского. Ансело прибыл в Россию в свите маршала Мармона, представлявшего Францию на коронации Николая I. Путешественника занимала не только загадочная страна и ее недавние потрясения (несколько раз он заводит речь о возмущении декабристов), но и здешняя словесность. Интересовались чужеземным гостем и русские литераторы -- в Петербурге его привечали Греч и Булгарин. Доверчивость, с которой Ансело воспроизвел литературную «табель о рангах» в булгаринской версии, вызвала ехидную реплику Пушкина. Но больше раздражило поэта иное -- именно в связи с Ансело отлилась чеканная формула: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство».

Презрения к России в книге Ансело нет. Исчислив «статистико-топографико-живописные подробности» книги, Вяземский замечал: «Все это, должно признаться, за исключением некоторых погрешностей, неуместных замашек учености, умничанья и либерализма, тем более неуместного, что автор дома совсем не в рядах оппозиции, а либеральничает только в гостях, все это описано довольно верно, прибавим NB, для путешественника и для француза; но все бесцветно, безмысленно и, по крайней мере, для нас, русских, нимало не занимательно и не любопытно». Но и тут не вся вина на Ансело и других вояжерах. «Они не умеют смотреть на Россию, а мы не умеем ее показывать. Мы сами худо знаем свое отечество и превратным образом обращаем на него взгляды иностранцев. Угощая приезжих Россиею, многие из нас спешат выказывать им все подлежащее осуждению, чтобы такой уловкою явить в себе изъятие из общего правила. Таить погрешности свои не нужно, но указывайте на них с патриотическим соболезнованием, а не по расчету личной суетности». Интересно, что именно это рассуждение завершается негодованием Вяземского по поводу «квасного патриотизма» (здесь-то и родилось общеизвестное словцо).

Межкультурным контактам посвящена и книга Александра Эткинда «Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах« (серия «Научная библиотека»). Автор уже давно («Эрос невозможного», «Содом и Психея», «Хлыст») претендует на титул законодателя ученых мод и арбитра элегантности. Сравнительно недавно («НЛО», №47) он выступил с впечатляющим манифестом -- «Новый историзм, русская версия», вызвавшим не менее впечатляющий скандал. В книге манифест этот стал теоретическим заключением -- теперь мы знаем, как двигаться к светлому будущему, в коем либерализм, эрудиция и занимательность сольются в чудесном единстве. Качество этой чудесности можно оценить по восьми очеркам, иные из которых прежде публиковались на страницах «НЛО». Эткинд пишет о Пушкине, читающем «Демократию в Америке» Токвиля, об американских мотивах в социально-эротической утопии Чернышевского, о воздействии прагматизма Джеймса на сектоведческие штудии начала ХХ века, о советских писателях в Америке и американских умниках в сталинском СССР, о дружбе американского посла Уильяма Буллита с Булгаковым, об инцестуальных страстях дочери Троцкого, об Айн Рэнд и Ханне Арендт, о Пастернаке и Набокове. В иных главах не видно Америки, в иных -- России. Зато всюду есть напор рубленых фраз, россыпи экзотических «сведений», неразличение «известного» и «нового», пересказы Фрейда и Берлина, барабанные повторы, секс, политика, шуточки и автопортрет сочинителя, достигшего зияющих вершин. Бестселлер, в общем. Вроде «Кыси» Татьяны Толстой.

И еще один бестселлер. В юбилейном номере «НЛО» Глеб Морев напомнил о том, как в оны годы Вячеслав Курицын нарек Дарью Цивину (ресторанная критика «Коммерсанта») лучшим писателем нашей эпохи. Доводилось нам слышать, что нынче «индивидуальное авторство» куда менее значимо, чем «проект» (он же «дискурс»). Вот и в «НЛО» уразумели, что на Цивиной свет клином не сошелся, и издали «Кулинарную коллекцию Натальи Брагиной», свод рецептов, почерпнутых из разных источников. Даром что ли журнал лет шесть назад проводил конференцию «Еда и литература»? Без обеда не будет победы. И наоборот.