-- Когда вы почувствовали, что вашему курсу пора становиться театром? Как произошел этот переход?

-- Переход, слава богу, естественный и органичный. Так получилось, что курс оказался замечательный, дружный... Мы эту тему не обсуждали. Просто много работали. Каждый экзамен или зачет проходил со зрителями. Мы стали делать наши дипломные спектакли раньше, чем это принято, уже с третьего курса (мне кажется, что необходимо, чтобы ребята из актерской группы, да и режиссерской, раньше встречались со зрителями), и к концу четвертого курса было уже шесть спектаклей. А последние месяцы мы просто жили в режиме театра. У нас шли спектакли, у нас были поездки на фестивали -- в Польшу, Питер, Красноярск. Ребята занимались, а вечерами играли. Мы играли в месяц спектаклей шестнадцать-семнадцать. Нам хотелось их сохранить и оставаться вместе.

Потом сложился ряд счастливых обстоятельств, которые нам помогли оформить нашу творческую потребность в настоящий театр.

-- Ваш театр называется «Студия театрального искусства». Слово «студия» предполагает, что обучение продолжается?

-- Для меня процесс работы и есть учеба. Сейчас самая большая проблема в театральной педагогике связана со сроками обучения. За четыре года овладеть профессией артиста и за пять лет выпустить режиссера, мне кажется, трудно. Самые удачные актерские курсы воспитывались в стенах вуза еще пятый год. Так было со многими курсами -- и в Мастерской Петра Фоменко, и у Гончарова, и у Захарова, и на актерском факультете. Наши ребята с актерского курса отучились в ГИТИСе и получили дипломы, режиссерский курс продолжает учиться последний год, но сейчас вместе в «Студии театрального искусства» они овладевают профессией. Мы находимся на линии развития школа--студия--театр, школу мы уже прошли.

-- А есть ли официальный день рождения у вашего театра?

-- Официального дня рождения нет, все произошло для нас настолько естественно, органично и непредсказуемо, что сложно зафиксировать какую-то дату. Мы живем и живем. И все складывается пока как-то радостно, удачно и счастливо. Неизвестно, что будет дальше, обязательно что-то случится, так всегда в жизни бывает, но надеемся, что мы все-таки будем вместе.

-- Сайт вашего театра называется «женовачи.ru»...

-- Это неправильное название. Сайт будет новый, «Студия театрального искусства». Женовачи -- это осталось еще от института, от ГИТИСа, у нас на режиссерском факультете есть разные мастерские, ну, для краткости, чтобы не называть «Мастерская профессора, народного артиста Захарова», называют просто «захаровцы», это такой студенческий жаргон, мастерскую Петра Наумовича называли «фоменковцы» или даже «фоменки». Сейчас они уже не студенты, а студия, это разные понятия.

-- В студии сейчас идет три спектакля -- «Мальчики», Marienbad и «Как вам это понравится»...

-- Это наши дипломные работы, из шести мы пока играем три. По техническим причинам мы не можем сейчас играть все шесть, но надеемся, что и остальные мы восстановим, вернемся к ним уже на новом дыхании. А сейчас репетируем спектакль по неоконченному роману Николая Лескова «Захудалый род».

-- Вы стоите за кулисами, когда ребята играют на сцене?

-- Да нет, кулис-то как таковых нет. Просто сидишь в зале, следишь за спектаклем. Работа не только в том, чтобы выпустить спектакль, работа режиссера и педагога заключается в том, чтобы следить за спектаклем. Потому что он развивается, дышит, живет только на встрече со зрителем. И уловить дыхание зала, понять, в каком направлении движется спектакль, можно только сидя в зале. Это очень мучительно, тяжело, мы даже в студии ввели такое понятие, как «дежурный режиссер-педагог», который всегда следит за спектаклем, чтобы после спектакля сделать замечание, чтобы и артисты знали, чем именно интересен этот спектакль для зрителя.

-- А бывает так, что нет замечаний?

-- Дело же не в замечаниях и не в ошибках, дело в том, чтобы быть вместе, чтобы понимать, что происходит с каждым из актеров. Это как в семье -- нужно много быть вместе, чтобы понимать проблемы и трудности каждого. То же самое и здесь -- мы меняемся во время репетиций, во время спектаклей что-то с нами происходит. Это возможность быть вместе -- подсказать, что-то посоветовать, в чем-то поддержать, за что-то похвалить, от чего-то отказаться.

-- У вашего театра уже сложилась своя аудитория?

-- Мы как «Студия театрального искусства» существуем всего несколько месяцев. Одно дело, когда мы играли в аудитории ГИТИСа на 60--100 человек, и совсем другое, когда мы работаем в зале на 300 человек. Мы очень надеемся, что к нам приходят те зрители, которые готовы принять наши работы и то направление, которого мы придерживаемся.

-- Ребята уже чувствуют себя звездами?

-- Звезды -- это для индустрии кинематографа, для шоу-бизнеса, для эстрады. Для драматического театра, мне кажется, главное -- испытывать радость, приходя на репетицию, общаться с партнерами, режиссером. И когда выясняется, что для кого-то это призвание, -- замечательно. Если кто-то этого не принял, то ничего страшного в этом нет. Мы верим в нашу профессию и будем стремиться, чтобы нашу работу услышали, заметили и почувствовали. Для людей, серьезно занимающихся профессией, звездность не всегда важна. По молодости ребятам, конечно, интересно, если где-то напечатали их фотографии, какие-то слова написали, но главное -- выработать свой критерий для того, что хорошо, а что плохо, и не зависеть от мнения окружающих людей, потому что иначе, угождая неизвестно кому, можно просто растеряться и потеряться в профессии. Нужно, как писал Блок, «твердо верить в начала и концы». Мы рады, когда о наших спектаклях пишут талантливые люди, и нам действительно везет на встречи с талантливыми театральными критиками, которые пытаются постичь, понять то, над чем мы трудимся, и поддержать эту работу.

-- Ваших ребят зовут уже сниматься в кино?

-- Да, конечно. Я нормально к этому отношусь -- ведь это встречи с новыми режиссерами, актерами, людьми с иным способом мыслить. Нельзя замыкаться в чем-то одном. Я очень благодарен тем режиссерам, которые их любят, понимают и раскрывают. Ребята понимают, что самое главное -- здесь, в студии. Все остальное -- в свободное время.

-- Когда мы разговаривали года полтора назад, вы сказали, что главное -- создать на курсе «общество взаимного восхищения». Это восхищение продолжается и по сей день?

-- Это не мои слова, а нашего педагога Евгения Борисовича Каменьковича. Когда все вдохновлены друг другом, тогда и результат возникает вдохновенный и легкий. Другое дело, что не каждая репетиция бывает такой. Бывают и трудные дни. Главное -- чтобы дело доставляло радость, и потребностью души было постигать себя и своего партнера через театр. А на первых порах нужно смеяться, шутить, баловаться, возвращаться к ребячеству -- только так всем будет легче раскрыться. Они же приходят в профессию сразу же после школы, и загружать их тяжелыми задачами неверно. Восхищение -- это атмосфера для работы, настроение, повод для того, чтобы углубленно, несуетно погружаться в роль, работать, искать, ошибаться, находить, обретать. Если ваш партнер вам неинтересен или он вас раздражает, лучше вместе не работать.

-- Тогда же, говоря про Мастерскую Петра Наумовича Фоменко, вы сказали, что, когда из курса рождается театр -- это чудо. Теперь театр родился из вашего курса. Вы считаете, что чудо произошло?

-- Чудо происходит. Теперь все думают, сможет ли руководитель доказать выживаемость этого нового коллектива? Доказывать не хочется и не нужно. Просто открылись новые перспективы, и есть возможность всем вместе заниматься любимым делом. Есть люди, которые дают нам эту возможность, и мы за это благодарны. Нельзя загадывать, сколько лет просуществует наша студия. Есть в истории театра коллективы, которые жили недолго, но внесли массу интересного в театральный процесс. Конечно, хотелось бы, чтобы «Студия театрального искусства» состоялась как устойчивый театральный организм, самый замечательный, самый чудесный, но это невозможно спрогнозировать. Надо только трудиться, работать и ошибаться. Потому что без ошибок нет движения вперед.

-- Когда ждать премьеры Лескова?

-- Если все пойдет, как мы задумали, то весной.

-- Вас все спрашивают, будет ли у театра свое собственное здание...

-- Мы хотим, мечтаем, надеемся -- вот все, что я могу пока сказать.