Так получилось, что автор этих строк был в Афганистане за несколько дней до событий, которые, очевидно, надолго сделали эту страну центром внимания всего мира.

За два с лишним десятилетия кровавого конфликта в Афганистане все к нему привыкли. Бесконечная война стала для этой страны нормой. Страшные происшествия последней недели -- убийство самого знаменитого афганского моджахеда Ахмад Шаха Масуда и атака на Америку, в которой обвиняют «гостя» движения «Талибан» Усаму Бен Ладена, -- заставляют по-новому взглянуть на Афганистан. В последние дни стало модным говорить о конфликте цивилизаций и поминать в связи с этим американского философа Хайтингтона, который еще десять лет назад предупреждал о неизбежности этого. Лично меня куда больше любых философских изысканий на эту тему потрясли слова, которые я услышал в лагере беженцев Кум-кишлак от старика-казаха Имаммухамада (вместе с десятками тысяч соплеменников, представляющих афганские национальные меньшинства -- казахов, узбеков, таджиков, он бежал из районов, занятых талибами-пуштунами): «Мои предки в 20-е годы бежали в Афганистан из Казахстана от советской власти, стремясь сохранить свою веру. Кто бы мог подумать, что их детям и внукам придется снова спасаться бегством, но теперь уже от тех, кто называет себя истинными мусульманами».

Вспоминая свои поездки к талибам, в те южные провинции Афганистана, что населены в основном пуштунами, составляющими основу их движения, я понимаю разницу в увиденном тогда и сейчас. Порядок, установленный талибами там, в Кандагаре, Нангархаре, был порядком для своих. Сюда же, на юг, они приходили к чужакам, инородцам, а потому с огнем и мечом. Долго такой порядок существовать не может.
«Мы ненавидим их»

Рассказы беженцев из провинции Кундуз, куда пришли талибы, кажутся невероятными. В Ходжа-Багаутдине около 40 тысяч этих несчастных, они живут в семи лагерях, один из которых -- Кум-кишлак, пыльная деревня. Не хватает воды, еды, лекарств и палаток, люди умирают летом от голода, зимой от холода. Помощь властей: 50 тысяч афгани на человека раз в полгода, это 70 центов. Международные организации тоже раз в полгода выделяют по 50 кг пшеницы на семью в семь--десять человек.

Расхожая фраза «людей режут как баранов» -- для беженцев не метафора. Они показали, как это делали арабы, пришедшие вместе с талибами в их кишлаки. Человеку связывают руки и приподнимают голову, засовывая два пальца одной руки в ноздри, другой рукой режут ножом горло. Так убивали взрослых, так резали детей.

-- Детей-то за что? -- спрашиваю я.

-- Талибы говорили, что мы прячем русских, сами стали как русские и даже детей так воспитываем...

Крича и перебивая друг друга, беженцы рассказывают, как пришельцы уводили с собой девочек и молодых женщин, только из одного кишлака в уезде Ханабад увели 25 женщин. Они сжигали дома, и сожгли даже мечеть, обнаружив там единственный на весь кишлак телевизор. Сжигали и не убранную пшеницу с полей, ту же, что успели местные убрать, они увозили.

«Мы ненавидим их, -- буднично и спокойно говорит Абдул Джабар, пожилой афганский узбек, староста лагеря. Эти слова -- ответ на вопрос: «А не пробовали ли талибы вербовать их в свои ряды?» -- Наоборот, уже около пяти тысяч наших молодых ребят вступили в войска к Масуду, если нужно будет, мы еще пошлем».
«Террористический интернационал» в одной камере

Если бы беженцы узнали об условиях, в которых содержатся пленные талибы и исламские волонтеры, они бы этого, мягко говоря, не поняли. В Панджшерском ущелье и в провинции Тахор, у границы с Таджикистаном, есть несколько тюрем для военнопленных, захваченных Северным альянсом в боях с талибами. Тюрьма в местечке Дохаб «пущена в эксплуатацию» совсем недавно. По периметру большого прямоугольного двора -- несколько десятков камер размером 4 на 10 метров, в каждой -- по 25--30 обитателей. Всего же на конец августа там содержалось 335 пленников, из них 16 иностранцев: десять пакистанцев, трое из Бирмы, два уйгура из китайского Синьцзяна и один араб из Йемена. В тот день, что мы посетили тюрьму, ее администрация готовилась принять еще трех арабов из Ирака. Камера, где сидят иностранцы, -- главная достопримечательность, туда непременно водят журналистов, оказывающихся в Панджшере. Есть и камеры для «политических»: талибов-разведчиков и собственных предателей. Узники могут получать деньги и посылки из дома. Работать здесь нет нужды, каждый день по несколько часов гуляют, умываются и стирают белье в чистой горной реке. Либеральный режим Дохаба -- элемент умелой масудовской пропаганды. Вести отсюда дойдут до талибов, может быть, это заставит кого-то из них променять войну на комфортабельный (по афганским понятиям) плен.

Среди обитателей «иностранной» камеры выделяется интеллигентного вида молодой человек в больших очках. Он сидит на неком подобии кровати с ножками, все остальные на циновках, прямо на полу. Салахиддин Хайед, пуштун из Пакистана, магистр богословия. Он в плену уже лет пять из своих 27. Попал к северянам спустя две недели после взятия талибами Кабула в сентябре 1996-го. Прилично изъясняясь по-английски, тихо, но уверенно отвечает на вопросы. В Афганистан приехал помогать талибам устанавливать «истинный исламский порядок». Уверен, что совсем скоро «Талибан» завоюет всю страну. Это очень важно, говорит он, поскольку необходимо создать единый центр исламского влияния на весь мир. Салахиддин считает, что Афганистан лишь первый шаг: «Когда Афганистан станет исламским, пусть талибы придут к нам в Пакистан, ведь мое государство на самом деле не является исламским». Салахиддин проходил подготовку в лагере в афганской провинции Хост, где в 1993 году встречался с Усамой Бен Ладеном. Инструкторами в лагере были пакистанцы из партии «Харакит-и-муджахеддин», имеющей военное крыло.

«Насколько сильно влияние пакистанцев на талибов?» -- «Талибы с уважением относятся к муллам из Пакистана, многие учились там в медресе, либо там учились их учителя», -- отвечает Салахиддин.

«А кто лучше воюет, вы или талибы?» -- «Талибы воюют хорошо, ведь многие из них имеют опыт джихада против шурави (советских). Но мы лучше подготовлены теоретически, в лагерях нас учили организации боевых действий». Салахиддин уверен: ему еще повезет и он снова будет воевать вместе с талибами. Начальство тюрьмы к его воинственным речам относится весьма снисходительно, «ученый фундаменталист» -- удачное приобретение для агитпропа антиталибской коалиции, живое доказательство агрессивных замыслов пакистанских экстремистов. В тюрьме магистру весьма комфортно, тут он -- «пахан». Салахиддин штудирует Коран с сокамерниками и является безусловным авторитетом.

Другой волонтер родом из Бирмы. Принадлежит к мусульманскому меньшинству, которое, по его словам, жестоко преследуется бирманскими буддистскими властями. «У нас правительство плохое, неисламское, полностью коррумпированное, и мы должны бороться против него. Мы готовимся к этой борьбе в Афганистане, исламские агентства набирают добровольцев-мусульман в Бирме и отправляют сюда», -- говорит он. Однако бирманец, кажется, устал воевать и о своем будущем участии в джихаде рассуждает не слишком уверенно.

Рядом сидят два уйгура. Один из них, Абдул Джалил, рассказывает, что успел повоевать два месяца и уже два года сидит в тюрьме. Его 22-летний соотечественник боевым опытом вообще похвастаться не может, его взяли в плен на следующее утро после прибытия на фронт. На войну они попали очень просто: приехали из китайского Синьцзяна в Пакистан учить ислам. На родине, говорят, это невозможно и мулла в медресе сказал им, что нужно сначала стать моджахедом и поехать в Афганистан. Учителя послушались без особенного рвения и теперь уверены, что, оказавшись в плену, спасли себе жизнь. Правда, что делать дальше не знают, домой им нельзя: власти Китая считают уйгурских моджахедов сепаратистами и государственными преступниками. В отличие от остальных пленников, уйгуры боятся сообщать о себе семьям, их родные в этом случае будут подвергнуты репрессиям.

В Дохабе немало весьма колоритных личностей. Вот карлик-пуштун, он собирался отравить известного полевого командира северян Ходжи Кадыра. Не удалось, тогда он пытался зарезать ножом его водителя. Здесь же сидит и знаменитый узник Асадулла Сарвари. Когда-то -- правая рука первого коммунистического лидера Афганистана Нур Мухаммада Тараки, курировал спецслужбы, именно по его приказам без суда и следствия были казнены многие противники режима. При Бабраке Кармале за «злоупотребления» Сарвари даже посадили в тюрьму, вновь он оказался под арестом уже при моджахедах, которые и вывезли его из Кабула, когда туда пришли талибы.

Сегодня Сарвари не хочет на свободу -- ему везде грозит смерть, либо от талибов, либо от родственников его жертв. Один из начальников тюрьмы, Фарух, говорит, что если бы последний коммунистический лидер Афганистана Наджибулла согласился уйти из Кабула с моджахедами в 1996 году, он бы тоже остался в живых. Тюрьма -- спасение для многих узников.