Спектакль Евгения Гришковца «По По» устроен, казалось бы, бесхитростно. Два равноправных партнера рассказывают друг другу (не залу, а именно друг другу) более или менее увлекательные истории, почерпнутые из сочинений Эдгара Аллана По, и забавно перевирают их по ходу изложения. Партнеры никак не обсуждают рассказанное, не лезут со своими комментариями, почти не задают друг другу вопросов. Оба предельно корректны и нарочито невыразительны, от них нельзя дождаться никакого «да что ты!», или «ну, а дальше?», или «нет, давай лучше я» -- один говорит, другой слушает, и это все.

Можно подумать, что перед нами некая первородная (вернее, зародышевая) форма драматического театра, но сведущий человек твердо скажет: такой формы никогда не было. Театр начинался на принципиально иных основаниях, залогом сюжетного развития в нем было как раз неравноправие, неравновесие героя и хора. То, что придумал Гришковец, весьма ново, и энергия этого его спектакля -- как, впрочем, и всех предыдущих -- энергия не возвращения к началу, а притяжения к пределу театрального искусства, энергия не зачина, а тупика. Традиция «По По» по существу своему лежит вне традиций европейского театра. Ориентир здесь не греческая игра, высвобождающая страсти, а арабская сказка, их убаюкивающая, не трилогия Эсхила, а «1001 ночь». Одна Шахразада рассказывает свои истории другой Шахразаде, причем -- поправимся! -- не свои, а как раз чужие, «ничьи» истории. В чем и состоит их особая, рахат-лукумная привлекательность.

Спектакль «По По» был придуман очень давно, его впервые сыграли в самодеятельном кемеровском театре «Ложа». Вероятно, публике 90-х годов было трудно (гораздо труднее, чем нынешней) поверить, что руководитель театра Гришковец действительно пересказал своим актерам содержание давно прочитанной книжки, что он ее не перечитывал с младых ногтей, что актеры знали Эдгара По только понаслышке. Хорошие книжки все еще лежали на столах, почти все их читали -- очень немногие успели с головой засунуться в деловую жизнь -- и все принимали притворную полуграмотность «Ложи» как условие комического представления. Потом Гришковец уехал из Кемерова и совершенно по справедливости прославился. «По По» с актерами Нового Рижского театра он уже делал на правах знаменитости. А рассказов Эдгара По молодые рижане, должно быть, и вправду не читали.

Когда этот спектакль был показан на фестивале NET-2001, все поздравляли Гришковца с новой, перспективной удачей и, в придаточных предложениях, почти извиняющимся тоном говорили о непередаваемости приемов: мол, сам Гришковец одно, а все, кому он передает свою технику, совсем другое, второсортное по происхождению. Эти упреки сами по себе могли бы быть лестны: кому только подобное не говорилось, хотя бы и Станиславскому. Важно, однако, то, что Гришковец, в отличие от Станиславского и от кого угодно из театральных реформаторов, передает свою театральную науку походя, не особо интересуясь результатами. Говоря всерьез, его театральной идее некуда развиваться, с нее можно только снимать нарастающие пенки.

Проницательный и доброжелательный критик Глеб Ситковский писал о спектакле «По По» осенью 2001-го: «Часто получается что-то вроде коротеньких скетчей, с которыми прямиком можно идти на эстраду. Но Гришковец (это точно) не пойдет на эстраду. Обогнет ее и пойдет себе дальше». Предсказание оправдалось на две трети. Евгений Гришковец не пошел на эстраду, она сама его накрыла: гора пришла к новому Магомету.

Александр Цекало не мог не попробовать себя в ипостаси драматического актера -- особенно после того, как его бывшая партнерша, Лолита, наглухо провалилась в «Резиновом принце». Особенность новой инкарнации спектакля «По По» состоит в абсолютном равенстве знаменитостей -- Гришковцу и Цекало нечего друг с другом делить и нечего друг с другом делать: на сцене они занимаются болтовней, равнодушными смешилками и больше ничем. Они попросту балуют зрителей своим присутствием.

Иногда -- часто -- самодовольство играющих начинает раздражать. Реже, когда в сценическом существовании возникают проблески сюжета, оно начинает тревожить: игра убога не потому, что таков режиссерский рисунок, а потому, что играть лучше Цекало, видимо, не способен и пора уже думать, способен ли на нечто большее Гришковец. Партнеры, и это их беда, ничем не превосходят друг друга. Что хуже: не стараются превзойти. И самое редкое в их работе -- желание полюбиться кому-нибудь, кроме себя. Смешилки -- они и есть смешилки. Как сказал бы Митя Шагин, «дурилки картонные».

Одно из качеств красивого жеста: он обязан быть экономным, и этот кантовский постулат пока еще никто не опроверг. Излишество усилий враждебно красоте, это так. Но пока что дуэт Гришковца и Цекало выглядит не изысканно-сдержанным, а попросту ленивым. Ну, типа, мы вышли на сцену, это вот я, а это он, мы, что, еще должны перед вами как-то надрываться? И со всеми претензиями гоните вон отсюда, поскольку билеты проданы вперед на немереное количество представлений. И что мы там будем делать -- никого, кроме нас, не касается.

Забавно: я никогда не думал, что Гришковца настолько интересуют голые деньги. И Цекало вроде человек приличный. Но, с другой стороны, если люди услышали свое личное nevermore, упрекать их больше не в чем.