Нынешнему жюри премии Smirnoff-Букер сильно повезло. Прозаик Юрий Давыдов (председатель), литературный критик Наталья Иванова, режиссер Дмитрий Бертман, издатель Вадим Назаров (Санкт-Петербург) и поэт (а также критик, издатель, телеведущий) Александр Шаталов обрели право на «чистку» «длинного списка» претендентов. Причем снимать с дистанции дозволено не только сочинения, нарушающие жанровые и временные параметры премии, но и халтуру, подсунутую добродушными кумовьями-номинаторами. Конечно, того лучше было бы просто отменить оглашение лонг-листа. О значимой прозе пресса теперь информирует и без «премиальных» поводов, а само по себе выдвижение на Букер, не стоя ломаного гроша, лишь придает иным авторам ложный имидж. Но традицию поди-ка сломай! Так что будем благодарны за расширение прав жюри, разумеется, обернувшееся сужением круга соискателей. На лавры претендуют всего двадцать шесть романов. Две чертовых дюжины. Так мало у нас еще не было.

Впрочем, могло бы быть и поменьше. За десять наших букеровских лет две судейские коллегии попадали в неловкое положение -- вводили в шорт-лист сочинения, увидевшие свет во второй раз. Не застраховано от такой напасти и жюри этого года. Роман Сергея Носова «Хозяйка истории» был опубликован «Звездой» в 1999 году (правда, в поджатой редакции), а «Трики, или Хроника злобы дней» Леонида Бородина -- «Москвой» аж в 1998-м. Под другим названием (и без вагриусовской раскрутки) печатался прежде исторический детектив Леонида Юзефовича, теперь именующийся «Домом свиданий». В общем, принцип «доверяй, но проверяй» в России не устарел.

Зато с «содержательной» точки зрения список видится почти безупречным. Удручающих лакун нет, а бессмыслица сведена к минимуму. (Кого жюри вычистило, не знаю и знать не хочу. Уверен, что «за дело» -- сам судействовал, то есть продирался сквозь джунгли графомании.) Конечно, ряд позиций у меня вызывает недоумение. Но такова уж литературная жизнь: знаю серьезных экспертов, что начинают трястись мелкой дрожью и брызгать слюной при одном упоминании «Голой пионерки» Михаила Кононова (по-моему, книга редкостно сильная, страстная и цельная), знаю не менее достойных профессионалов, высоко ставящих «Недвижимость» -- роман Андрея Волоса, заглавие которого характеризует не столько тематику (герой -- риэлтор), сколько «поэтику» текста. Что уж толковать о таких лидерах критических дискуссий, как «Кысь» Татьяны Толстой, «Оправдание» Дмитрия Быкова или «Пелагия и Черный монах» Бориса Акунина. Впрочем, акунинский сюжет неизменен и от качества авторской работы не зависит -- в прошлом году на Букер претендовала (и Антибукер снискала) «Коронация», доживем до следующего розыгрыша -- упремся в комплект «Любовников смерти». Пока же в списке «Радость смерти» -- толстенная эпопея Анатолия Курчаткина о тотальном ужасе российского существования. А также «Бессмертный» Ольги Славниковой.

Порядок и с внутрижанровым разнообразием. Есть у нас дамская проза с легким философическим привкусом (скабрезный и бесформенный «Казус Кукоцкого» Людмилы Улицкой, вяловатая «Уткоместь...» Галины Щербаковой). Есть высокопарный старомодный интеллектуализм -- «Вечера с Петром Великим...» Даниила Гранина. Есть интеллектуализм поновее-помоднее (местами -- так даже и съедобный) -- «Читатель Чехова» Валерия Исхакова (его бы вдвое ужать). Есть триллер с «умностями» -- помянутое выше «Оправдание» Быкова. Есть как бы «чисто развлекательные» ретроигрушки Акунина. Есть опыты скрещения мемуаров и эссеистики -- «Сэр» Анатолия Наймана, «Мое открытие музея» Феликса Светова, «Ложится мгла на старые ступени» Александра Чудакова. Есть мифопоэтический эпос с мощным экзистенциальным зарядом -- «Венок на могилу ветра» Алана Черчесова. Есть даже внешне традиционное повествование, охватывающее целую человеческую жизнь (притом -- не авторскую), -- «Трезвенник» Леонида Зорина.

Какой урожай соберет с этого поля жюри, мы узнаем 9 октября. Детально предсказывать итоги рискнет либо простодушный дилетант, либо изощренный конспиролог, всегда готовый «вывести на чистую воду» как марионеток-судей, так и дергающих их за ниточки властителей литературного мира. Я наивностью не страдаю (знаю, что вкусы у людей бывают разные), а в заговоры не верю. Но кое-что все-таки предчувствую.

«Кысь» скорее всего восторжествует. Надо же компенсировать сплошные обиды (пролеты на Антибукере и «Национальном бестселлере», пакостничество критиков, даже не выдвинувших роман на премию Аполлона Григорьева). У советских классиков репутация всегда перевешивала тексты, а Толстая и есть последний советский классик: пишет так же медленно, как Шолохов, сочетает традицию с новаторством, как Леонов, любима широкими интеллигентными массами, как Айтматов, затравлена бездарными окололитературными интриганами, как Бондарев. (И, как Бондарев, же заласкана свитой; простите, хотел сказать: глубоко и своевременно истолкована истинными ценителями. Прошлогодний восторг заморского философа Бориса Парамонова живо напомнил дифирамбы, что пел в оны годы Бондареву нашенский доктор филологических наук Николай Федь.) Ну какая же без Толстой шестерка?

Акунин скорее всего в шорт-лист не войдет. Во-первых, Антибукера уже схлопотал, во-вторых, Букер должен блюсти консервативность, в-третьих, малость приедаться начал (впрочем, это процесс долгий), в-четвертых, удовольствованная триумфом «Кыси», тусовка простит небрежение другим «любимцем богов». Улицкая остается загадкой: с одной стороны, кажется, пошлее писать невозможно, с другой -- дважды в букеровские шестерки вписывалась (те опусы были ничуть не лучше и не хуже сегодняшнего «Казуса...»). Как кому-то может нравиться Юрий Мамлеев («Блуждающее время»), я не понимал никогда -- но ведь есть у писателя фанаты, да и литературный истеблишмент его жалует. Велики шансы по-настоящему дерзкого Михаила Кононова, если, конечно, жюри не начнет бороться за «нравственность». «Бессмертный» Славниковой кое-кем был сочтен вещью вторичной, варьирующей достижения «Стрекозы, увеличенной до размеров собаки»; к тому же автор -- активно работающий критик -- слишком втянут во внутрилитературные игры. Найман и Чудаков (при всем несходстве их писательских манер) окажутся прямыми конкурентами (утешает, что non-fiction по-прежнему в силе). Быкова могут и зарубить: за молодость (относительную), за наглость и «ремесленную» стратегию (хотите читабельную вещь -- будет!), за зримые издержки повествования, за «плохое поведение» (как «вообще» -- репутацию скандального критика и журналиста в карман не спрячешь, так и в связи с романом -- пиарился автор «Оправдания» с купеческим самоупоением) - в общем, «чтоб служба медом не казалась». Жаль, коли выйдет так. Потому что при всех недочетах Быков решил поставленную задачу -- написал книгу, пригодную как для чтения, так и для обсуждения. По совести, Быков в шорт-лист войти должен, и будь я членом жюри, голосовал бы за «Оправдание». Хотя в свою шестерку его бы не включил. Потому что, если забыть о «раскладах» и сосредоточиться на текстах, мне ближе и дороже шесть других сочинений. Все они подробно характеризовались на страницах газеты «Время новостей», поэтому только перечисляю.

Леонид Зорин. Трезвенник («Знамя», 2001, №2); Михаил Кононов. Голая пионерка (СПб., «Лимбус пресс», 2001); Анатолий Найман. Сэр («Октябрь», 2000, №№ 11--12; 2001, № 3); Ольга Славникова. Бессмертный. Повесть о настоящем человеке («Октябрь», 2001, №6); Алан Черчесов. Венок на могилу ветра (СПб., «Лимбус пресс», 2000); Александр Чудаков. Ложится мгла на старые ступени («Знамя», 2000, №№ 10--11). Автора этой удивительной книги о том, как под большевистским игом сохранилась настоящая Россия, о том, почему мы живы и не утратили чувство свободы, о том, что мы безвозвратно потеряли, я хотел бы видеть десятым букеровским лауреатом.

Слышу ироничный голос: Нет, любезный, так не выйдет, так не будет, дорогой. Знаю, не вчера родился. Но свободы хотения у нас тоже пока еще не отменили.