Россия и впредь «будет всячески способствовать переговорам по иранской ядерной проблеме», заявил вчера президент России Владимир Путин. «Возможности МАГАТЭ в решении всех проблем по иранскому ядерному досье далеко не исчерпаны, -- подчеркнул российский президент. -- Надеюсь, что наши иранские партнеры будут соблюдать все взятые на себя обязательства, в том числе в одностороннем порядке».

На днях могут возобновиться переговоры «евротройки» (Великобритания, Германия, Франция) с Тегераном по иранской ядерной программе. В воскресенье власти Ирана приняли решение о строительстве второй атомной электростанции на территории страны -- в провинции Хузестан. Рядом в провинции Бушер первую иранскую АЭС достраивает Россия, являясь единственной страной, которая продолжает масштабное ядерное сотрудничество с Ираном. Как начиналось это сотрудничество, корреспонденту «Времени новостей» Андрею ЗЛОБИНУ рассказал Виктор МИХАЙЛОВ, который с 1992 по 1998 год возглавлял российский Минатом.

-- В 1989 году Михаил Сергеевич Горбачев встречался с аятоллой Хомейни. Они подписали протокол о сотрудничестве, где было написано, что Россия берется построить в Иране АЭС с двумя блоками средней мощности. Речь шла о новой АЭС. Трудно было выбрать место, иранцы хотели строить на севере, но там из-за сейсмической активности это не проходило. И мы решили взять два корпуса в Бушере, прекрасные, практически построенные. Их надо было существенно доработать. Там «Сименс» начинал строить. (После падения шаха в 1979 году и под нажимом американцев эта немецкая компания строительство прекратила, бросив АЭС в Бушере недостроенной. -- Ред.). Размеры и габариты их реакторов отличаются от наших. Это был уникальный случай -- чтобы установить наш реактор, надо было вырезать из бетона готовые конструкции.

-- Зачем мы взялись достраивать АЭС в Бушере?

-- Иран -- независимое государство. А я был министром России по атомной энергии, а не США. Я спрашивал разрешение у правительства России, согласовывал документы со всеми положенными службами: ФСБ, Минэкономики, Минфином. Но мне потом звонил вице-премьер, здоровый такой, симпатичный мужчина из Казахстана (Олег Сосковец. -- Ред.) и говорил: ты не строй. Председатель правительства Виктор Степанович, кстати, никогда не звонил. Я отвечал, при чем тут я? Пожалуйста, разорвите соглашение, ведь в нем есть пункт, что это можно сделать за шесть месяцев. А так в нем записано, что ответственный исполнитель с российской стороны -- Минатом. Я и работаю, как положено. Тем более что это выгодный для нас контракт.

-- Сколько иранцы России заплатили?

-- Сколько договорились, столько и заплатили. Порядка 800 млн долл. Мы стали достраивать. Американцы на меня за это очень злились. Но я им сказал: вам аятолла Хомейни не нравится, а с шахом вам, наоборот, все нравилось. Вы собирались в Иране 20 ядерных блоков построить, и ни нефть, ни газ иранские этому не мешали (сейчас главный аргумент США относительно того, почему Ирану не нужны АЭС, -- это наличие у него больших запасов углеводородов. -- Ред.). Вы первый исследовательский реактор Ирану построили на высокообогащенном уране. Килограмм плутония шаху поставили. Более того, у вас ежегодно в университетах по физике и математике обучается порядка 10 тыс. специалистов из Ирана. Я был в ядерном центре в Исфахане -- там работают иранские девушки, закончившие университеты США. Девушки! А мы ни одного иранца у себя не готовили по физике, в МИФИ у нас они не учились. С шахом у нас в советские времена были не очень хорошие отношения. Я говорил американцам: мне деньги нужны, мне нужно загрузить заводы, конструкторские бюро, которые рассчитывались на постройку двух-трех блоков ежегодно. А тогда после Чернобыля мы вообще ничего не строили.

-- Правда ли, что в 1993 году Служба внешней разведки доложила Борису Ельцину, что Иран не создает ядерного оружия?

-- Я об этом не слышал. Но убежден, что Иран ядерного оружия не создавал. А хотят они его или не хотят? А кто не хочет сейчас? При такой политике Америки каждая страна независимая захочет. Но от «хотеть» до «иметь» -- большой шаг. В Иране лет через пять-десять ядерное оружие может появиться. Элементарную «грязную» бомбу сделать можно -- она пшикнет, но дерьма будет много. Но убежден, что как в Иране, так и в Северной Корее ничего пока нет. Как и в Израиле. Ведь для этого нужна целая индустрия.

-- Вы действительно в 1995 году подписали соглашение о строительстве в Иране центрифужного производства по обогащению урана?

-- Это ложь и клевета. Никогда такого соглашения с Ираном у нас не было. Между Минатомом и Организацией по атомной энергии Ирана был подписан протокол, что, если мы будем развивать атомную энергетику в Иране, то тогда мы рассмотрим вопрос о добыче в Иране урана, рудном обогащении, строительстве центрифуг. В том протоколе было написано, что мы к этому вопросу положительно относимся и вернемся к нему, когда в Иране будут построены несколько блоков. А тогда еще даже одного блока не было.

-- То есть центрифуги в Иране мы могли построить?

-- Могли бы со временем. Когда там было бы пять-семь блоков, конечно бы построили. И рудное обогащение сделали бы. И помогли бы урановую руду добывать. Мне нужны были партнеры, заинтересованные в России. Китаю же мы тогда начали строить и построили прекрасный завод по обогащению. Впервые за историю Минатома мы экспортировали эти заводы и центрифуги.

Центрифуги, чтобы привязать китайцев

-- Сколько такой завод стоит?

-- Смотря на какую он мощность. С китайцами он стал в несколько сот миллионов долларов.

-- Это сколько центрифуг?

-- Где-то под тысячу. В Китае мы построили центрифужное производство мощностью 1,5 млн единиц работы разделения. Это 1,5 тыс. тонн урана в год. По Китаю у нас с Виктором Степановичем был разговор. Он сомневался, строить там завод по обогащению урана или нет, хотя уже все было подготовлено к подписанию. И накануне за завтраком, там еще Немцов присутствовал, я говорю: если мы друзья -- то надо подписывать и строить, а если мы партнеры и думаем одно, а делаем другое -- то нет. «Друзья», -- ответил Виктор Степанович, и мы подписали. Китайцы взяли центрифуги. Тогда я имел в виду держать эти центрифуги для них как морковку, чтобы держать их на привязи. Это очень важно в сотрудничестве. Ведь мы же не могли строить тогда АЭС под ключ, как это делает Запад, вкладывая свои деньги. А у нас не было денег, и мы могли тогда предлагать только более широкое сотрудничество.

-- Сейчас Ирану предлагают «морковку» -- обогащать свой уран не у себя, а в России...

-- И такой проект можно принимать. Я даже американцам это предлагал: возьмите у нас в стране один центрифужный завод -- у нас мощности были не загружены -- и будем вместе его эксплуатировать, обогащать уран для США. Вы будете совладельцами завода. Но чтобы он находился у нас в стране. Они не захотели -- им нужно было, чтобы этот завод мы построили на их территории. Я тогда от этого отказался.

-- А что, наши центрифуги лучше?

-- Конечно. По производительности лучше. И себестоимость у нас в 1,5 раза дешевле, чем, например, у европейцев.

-- Мы при вас ушли из Северной Кореи?

-- Когда против КНДР были введены санкции, мы к ним присоединились. И ушли оттуда, хотя много туда вложили. А американцы потом создали консорциум КЕДО -- в него вошли Евросоюз, США, Южная Корея и Япония -- для строительства такого же водо-водяного реактора, как мы уже построили в Бушере. А они ничего в Северной Корее не построили и мыкаются сейчас, не знают, как опять усадить Пхеньян за стол переговоров.

-- А мы хотели в консорциум?

-- Я очень хотел. Но ко мне пришел посол Галлуччи (Роберт Галлуччи -- в то время замгоссекретаря США по военно-политическим вопросам, вел в 1994 году переговоры с Пхеньяном. -- Ред.) и предложил войти в консорциум, но внести 100 млн долл. Послушай, ответил я, у нас в стране и денег таких сейчас нет. А потом, почему ты не учел, что это мы выбрали в Северной Корее места для строительства АЭС, провели очень дорогие геологические исследования, подготовили много специалистов, исследовательские реакторы построили. Это больших денег стоит. А ты предлагаешь нам вступить на таких же условиях, как странам, которые там ничего не сделали.

«Я понял, что американцы наглеют, и пошел на Восток»

-- Если бы мы в Иране центрифуги построили, вообще бы был скандал...

-- Мне президент Клинтон говорил: не любишь ты Америку. А я отвечал: любви без взаимности не бывает. А вас злит, что еще сохранился такой комплекс, который не разобрали, не приватизировали, не акционировали, не разбросали. Что Минатом жив и сохранил свою ядерную составляющую. Я понял, что американцы наглеют, когда на первом же заседании комиссии Гор--Черномырдин в 1993--1994 году вице-президент Гор заявил о том, что у нас в России до сих пор притесняют евреев. Виктор Степанович ничего не ответил. А я ответил: ошибаетесь, я сужу по своей отрасли, и никто их у нас не притесняет. Смотрите, Харитон, Цукерман, целая плеяда еврейских ученых работает. А вы, наоборот, г-н Гор, притесняете. Тогда как раз заработал Международный научно-технический центр -- МНТЦ, в нем наши ученые для американцев проекты делали. Я и говорю Гору: в МНТЦ вы платите нашим профессорам и ученым меньше, чем пособие по безработице в США. В Америке оно было от 700 до1000 долл. в месяц, а нашим ученым платили по 100--150 долларов.

-- И что Гор?

-- У вас такие зарплаты, отвечает.

-- Тогда комиссия запретила России в Иране все, кроме АЭС в Бушере?

-- Это президенты решали. Нам хватило и Бушера. Но нам запретили даже рудное обогащение сделать Ирану -- это не изотопное обогащение, а когда из руды извлекают уран.

-- Минатом за эти годы не отстал от Америки?

-- В 1988 году я два месяца провел в США. Мы проводили совместный эксперимент по контролю в рамках договора, где был определен порог максимальной мощности при подземных ядерных взрывах в 150 килотонн тротилового эквивалента. Это приблизительно десять Хиросим. В рамках этих экспериментов был осуществлен один взрыв на невадском полигоне, и один -- на семипалатинском полигоне. Я там был. И видел уровень американцев. Они столько делали ошибок при подготовке и проведении этих экспериментов, что я их везде тыкал носом. Простой пример. Приехали мы в Неваду, привезли свой трейлер с аппаратурой, чтобы измерить скорость движения ударной волны в грунте -- этот метод считался одним из главных для контроля подземного ядерного взрыва. Мне нужно было сопротивление заземления не более 10 ом, как у нас стандарты в стране. А в Неваде грунт сухой, и оно где-то 55--56 ом. Говорю, многовато, нужно уменьшить. А они в ответ: ничего не можем сделать, это земля наша такая. Как это ничего не можете сделать? Берите лопаты, копайте небольшой приямок, привозите мешок поваренной соли, высыпайте и каждый день поливайте водой. У нас каждый дачник знает, как сопротивление грунта уменьшить! И многое другое. По электромагнитным наводкам они путали, по мощности. По соглашению мощность контрольного подземного взрыва, который мы проводили у них и у нас, не должна была превышать 150 килотонн. У них она оказалась 180 килотонн. А это существенно превышает требования, образовалась провальная воронка.

«Ельцин спросил, а нельзя ли продать весь ядерный комплекс»

-- Говорят, вас в 1998 году американцы и сняли?

-- Может, и приложили руку. Но я сам написал заявление, когда увидел, что крыши надо мной нет, потому что я очень многие вещи делал. Когда увидел, что Виктор Степанович как-то так относится. Президент поглядывал. Я почувствовал такое отношение. И мне это не понравилось. Кто меня снял, это вопрос другой, очень тонкий, я ничего об этом не могу сказать. Но я знаю, что у сменившего меня Адамова были друзья, именно те олигархи. Тот же Березовский, тот же Абрамович, которые тогда ошивались при президенте. А я после шести лет устал. Потому что все эти годы у меня был один вопрос -- как выколотить зарплату, где ее найти, чтобы рабочий класс прокормить.

-- А кто был вашей крышей?

-- Борис Николаевич. У меня даже его благодарность на стене висит. При мне экспорт Минатома вырос в три раза и достиг 2 млрд долл. в год, мы начали строить АЭС в Китае, Индии, Иране. Я мечтал достроить и станцию на Кубе, она на 80% была готова. Я был в Гаване, четыре часа мы говорили с Фиделем Кастро -- в девять вечера начали и почти в два ночи закончили. И то я сказал, что больше не могу, глаза слипаются. А он говорит: «Я наоборот -- днем сплю, а ночью бодрствую».

-- Кастро хотел, чтобы станция была достроена?

-- Конечно, а кто не хотел? Но СССР тогда времени не хватило. А потом Россия просто испугалась -- американцы давили.

-- На вас давили?

-- На меня было бесполезно давить. Может, они об этом в каких-то разговорах с Борисом Николаевичем говорили. Он однажды у меня спросил, а нельзя ли продать весь этот ядерный комплекс, основные фонды. Я говорю: а куда мы тогда миллион людей денем? Ну, тогда уже не миллион, у нас было 800 тыс. человек со всеми жителями, а 200 тыс. осталось на Украине, в Казахстане, в Прибалтике -- предприятия Минсредмаша были во многих республиках. И назвал ему стоимость этого комплекса, основных фондов.

-- И какова была стоимость?

-- Зачем это говорить? У американцев он стоил 15 млрд долл. Это основные фонды без текущей зарплаты. Чуть поменьше у нас. Его кому угодно могли продать -- американцам или европейцам, а они бы сделали из нашего ядерного комплекса зеленую лужайку.

-- Как вы относитесь к тому, что Швейцария арестовала и не выдает России вашего «сменщика» Евгения Адамова?

-- Это наглость великая, пощечина России. Раньше бы Швейцария так не поступила. А сейчас больного слона и муха обидит. Конечно, Адамов знал секреты. Не детали, но направления, темы, названия. Когда я был министром, Адамов был у меня директором НИКИЭТ (Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники. -- Ред.). Он был большим приверженцем новых экономических веяний. Был борец за это дело. Мы с ним были противоположными -- я выступал за то, чтобы поддержать и сохранить Минатом в сложное время. А он -- что можно что-то и на коммерцию перевести. Тогда по его просьбе сделали два центра по ядерной безопасности -- один при НИКИЭТ, другой в Вашингтоне. И тогда никто из американцев мне на Адамова не жаловался.

-- Ядерное оружие, сделанное вашими руками, сейчас в музее?

-- Моих рук дело стоит на вооружении! В оружии мы с моими коллегами впервые достигли американцев по удельным характеристикам. И получили за это Ленинскую премию. Академики тогда ничего не смогли сделать, а мы, молодежь, сумели. Провели серию испытаний и довели оружие до картинки. Его ядерная конструкция завораживает! И сам ядерный взрыв -- вот у меня на стене фото испытания в Семипалатинске -- очень красивое и мощное зрелище. Ты видишь творение своих рук. Да, это оружие, оно убивает. Но мы его делали, чтобы трагедия Хиросимы и Нагасаки не повторилась на нашей земле. В ядерной области американцы не превзошли Россию, поэтому и сегодня нас уважают.