Известность британскому режиссеру Джону Мэддену принесла картина «Влюбленный Шекспир» (1998), сценарий для которой написал один из самых чтимых и мастеровитых современных драматургов Том Стоппард (в соавторстве с американцем Марком Норманом). Благодаря этому виртуозному и захватывающему сюжету и остроумным диалогам, а также прекрасной игре Гвинет Пэлтроу и других блистательных британских актеров «Влюбленный Шекспир» получил аж 13 номинаций на «Оскара», обналичив семь из них. Сценарий этого фильма, отмеченный «Оскаром», был удостоен награды и на альтернативном Голливуду Берлинском фестивале. Но главное, фильм до сих пор пользуется успехом у публики.

Эта история научила молодого режиссера тому, как важно иметь качественный драматургический материал. И поэтому для нового проекта он взял проверенную сценой пьесу Дэвида Обурна, лауреата престижной литературной Пулицеровской премии и театральной премии "Тони".

Пьеса действительно хороша, во всяком случае она изобилует неожиданностями и сюжетными ловушками, действие ее развивается стремительно, при этом ловко путая публику фальшивыми развязками, и неожиданно выносит к финалу, по-американски счастливому, то есть благополучному, не слишком разочаровывая и уж во всяком случае успешно сводя концы с концами. Сыграть главную роль Мэдден снова пригласил Гвинет Пэлтроу, получившую «Оскара» за «Влюбленного Шекспира», а также заполучил Энтони Хопкинса, обеспечив картине таким образом полное и почтительное внимание. Однако в конкурсе Венецианского фестиваля этого года она прошла почти незамеченной, и теперь уже ничто не обещает режиссеру повторения прошлого успеха. Но это вовсе не означает, что смотреть фильм не стоит.

На этот раз тему творчества, очевидно, ему близкую, Мэдден рассматривает на материале не театра, а науки. С наукой он не так хорошо знаком и потому легко попадает в плен общего заблуждения: в его фильме герои -- гениальные математики, что во мнении большинства и означает -- сумасшедшие. Обычный, здравомыслящий человек математикой заниматься не может, а если ему и придется это делать, то будет он математиком заурядным. Герои «Доказательства», профессор и его дочь Кэтрин, явно незаурядны, поэтому... понятно что. Энтони Хопкинс играет человека, про которого публике не должно быть сразу ясно, в своем он уме или не совсем. По условиям игры зрителю необходимо сомневаться -- так ли глубоко зашло разрушение, как говорит его дочь, проживающая с ним один на один последние годы. Впрочем, нам сообщают, что крыша поехала у профессора еще в 27 лет, так что скорее всего дочь никогда и не знала отца здоровым, и как получилось, что именно она решала в итоге, помещать ли отца в клинику или оставлять на домашнем режиме, непонятно. Но будем считать это неважным. Главное, что мы знакомимся с Кэтрин в столь же критическом для психики математиков возрасте -- ей исполняется 27, и теперь ей предстоит проверить, пошла ли она по пути родителя. И в смысле безумия, и в смысле гениальности. Положение осложняется тем, что профессор, который в минуты просветления работал в университете (впрочем, считает обыватель, преподавателю математики, видимо, все равно, в здравом он уме или нет), как раз недавно умер, и один из его учеников теперь навещает осиротевший дом, разбирая бумаги учителя не то в надежде найти там гениальные открытия, не то ради встреч с дочерью, на которую он положил глаз еще при жизни отца. Собственно осталось представить только одного персонажа -- старшую дочь профессора, Клер, приехавшую на похороны отца из Нью-Йорка и не сомневающуюся в том, что безумие вместе со способностями к математике наследовала ее младшая сестра.

На этом шизофреническом фоне происходит вот что: папин студент Хэл находит тетрадку, в которой написано хитрое решение одной из тех математических загадок, решить которую не смог пока никто. Кому принадлежит решение? И кто все-таки сумасшедший -- отец или дочь? Или оба? До самого финала нет твердой уверенности ни в чем. Зрителя, так же, как и двух прозаических, а потому слегка анекдотических персонажей -- студента и сестрицу, мотает от одной догадки до другой. В конце концов зритель, отчаявшись, думает только об одном -- соединятся Кэтрин с Хэлом или нет?

Гвинет Пэлтроу, актриса тончайшая и глубокая, самоотверженно изображает борьбу за «собственное я» в необычайно далекой для нее области, где кроются таинственные «простые числа», а формулы, которые ее героиня пишет в тетрадке, для актрисы столь же туманны, как шумерские письмена, и столь же мало значат. Смотреть на то, как Пэлтроу и Хопкинс изображают муки математического творчества, занятно и смешно, но, к счастью, вскоре отношения героев переходят на более понятную почву. Старшая сестра продает дом, возлюбленный подозревается в воровстве, судьба не сложилась, и теперь только настоящий дар, что живет в душе каждого творца, способен вернуть героиню к жизни.

В общем-то Мэдден -- хороший режиссер. Он мастерски проводит публику меж всех утесов здравого смысла и направляет по основному течению сюжета. В финале озадаченный зритель может только с удивлением спросить: ну и что? ради чего все это затевалось? чтобы еще раз убедиться в верности тезиса, что нужно доверять своему призванию, что надо оставаться собой? Но для этого вывода вовсе не нужно столь сложного и громоздкого доказательства. С точки зрения математики -- науки строгой и чистой логики -- это неэкономно, и значит, неизящно.

Джон Мэдден: Со мной работали гениальные актеры

-- Сначала вы ставили «Доказательство» в театре. Почему вы решили повторить его в кино?

-- Я чувствовал, что в том материале, с которым я работал в театре, осталась неисследованной еще масса вещей. Честно говоря, главная идея «Доказательства» родилась у меня еще на стадии обсуждения, до того, как мы начали репетировать. Она крутилась где-то у меня в голове, и когда мы начали работать, все потихоньку встало на свои места, и я подумал: «Да, это интересно, я обязательно сниму еще и кино». Во время театральных репетиций я всегда думал о том, как именно можно было бы перевести этот сюжет на язык кинематографа. Потом я смотрел мой спектакль раза два или три в неделю и все время замечал, как мало в нем физического, того, что так важно для театра. И мои друзья, те, кто видел «Доказательство» на сцене, все как один утверждали, что они как будто побывали не в театре, а в кино. Но мы очень потрудились для того, чтобы сделать спектакль фильмом. Мы переосмыслили и переделали много эпизодов.

-- В фильме вы использовали минимум визуальных эффектов, и это так непохоже на вашу работу в фильме «Влюбленный Шекспир». Для вас было важно сосредоточить внимание зрителей на тексте?

-- Да, мне кажется, в данном случае именно текст обнажает характеры героев, и мне хотелось, чтобы камера не слишком вмешивалась в их жизнь. Со мной работали гениальные актеры, и они сумели раскрыться при помощи слов. Я хотел, чтобы зритель почувствовал этих героев, как своих друзей или родственников. Меня не интересовало то, что происходит вокруг героев, я хотел сконцентрировать внимание зрителей на их внутреннем мире.

-- На этот раз вы сняли фильм из современной жизни. Вам интересна современная литература?

-- Да, современная литература -- это большое облегчение для меня, хотя многие думают, что я могу снимать только костюмные фильмы. На самом деле я много ставлю спектаклей и телевизионных фильмов по современным пьесам. Я считаю, что настоящие психологические драмы можно снимать на том литературном материале, который написан... ну, во время моей жизни или незадолго до моего рождения.