|
|
N°159, 03 сентября 2001 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Нос Шемякина вылез из-под гоголевской шинели
Ко Дню города в Москве открыли два памятника: новый и старый
Вчера на Болотной площади открыли памятник «Дети -- жертвы пороков взрослых» -- монумент работы Михаила Шемякина, о котором неоднократно писала наша газета. Общественное обсуждение проекта памятника и места его установки были прерваны телефонным звонком скульптора московским правителям, и в конце июня Валерий Шанцев принял окончательное решение об установке монументальной композиции. Причем прямо-таки церетелиевскими темпами -- ко Дню города. Благо, все 15 фигур (эскизы которых визировал лично Юрий Лужков) Шемякин уже успел отлить.
Оставим в стороне художественные достоинства шемякинского памятника (тем более что их и нет). Скандальность этой истории, с точки зрения общественного мнения, заключается в волюнтаризме принятия решений. Художественная общественность почему-то решила, что Россия -- это демократическое государство, и памятники должны устанавливать в соответствии с законом, а не по воле правителей. История же с «пороками» больше напоминает случай из советской практики. Например, такой.
В 1951 году с Пречистенского бульвара был снят стоявший здесь с 1909 года памятник Гоголю работы скульптора Андреева, а в следующем году на его месте установили нового Гоголя, но изваянного уже скульптором Томским. Замена произошла лишь по одной причине: андреевский Гоголь, съежившийся, сумрачный, трагический, больше известный как «Нос в шинели», не соответствовал сложившемуся в советское время образу писателя -- обличителя пороков буржуазного строя и предтечи реалистического (даже соцреалистического) направления в литературе. По счастью, андреевский памятник удалось спасти: несколько лет он пролежал в Донском монастыре, куда в то время свозились все ненужные монументы (рядом, кстати, валялись мраморные скульптуры, снятые с храма Христа Спасителя), а в 1959 году его вновь установили, но уже во дворе бывшей усадьбы Талызина на Никитском бульваре -- в том самом доме, где Гоголь жил последние годы и, в частности, сжег второй том «Мертвых душ».
Отличие двух историй в том, что первая была вполне логичной: советская власть хотела видеть Гоголя большевиком, и увидела. В этом смысле памятник работы Томского очень даже хорош и показателен. Нынешняя же история -- просто самодурство деидеологизированного и лишенного каких бы то ни было художественных вкусов московского начальства. Город вполне мог бы обойтись без шемякинских «пороков».
О памятнике Гоголю мы вспомнили потому, что позавчера произошло его повторное открытие, приуроченное к выставке, организованной совместно Музеем архитектуры и Музеем-квартирой Гоголя в усадьбе Талызина. Выставка «Жизнь и приключения лучшего памятника Москвы» как раз и рассказывает о превратностях судьбы андреевского монумента.
И хотя открытие было достаточно комичным (скажем, покрывало, которое торжественно стаскивали с Гоголя, пиджаки музыкантов духового оркестра и даже костюм директрисы гоголевского музея-квартиры были почему-то грязно-оранжевого цвета, очень напоминающего цвет больничных клеенок), сама по себе идея заново открывать старые московские монументы кажется исключительно удачной. Помимо всего прочего, так можно привлечь к ним внимание, актуализировать их, ведь многие из них сегодня известны отнюдь не всем. Может быть, было бы лучше и вовсе отказаться от установки новых памятников, а вместо этого открывать старые? И лучше, и дешевле.
Николай МОЛОК