Возможно, это был отлично задуманный и расчетливо осуществленный план. Заманить московскую тусовку на выставку Виджи -- короля ночной фотографии Нью-Йорка конца 1930-х -- казалось сложно. Проблема в том, что царствовал Виджи во времена хоть и близкие духом, зато давние, и не слишком уже модные. А потому его персонажи -- гангстеры, пожары, трупы и зловещие театральные критики -- в жесткое расписание отечественных прожигателей жизни не вписывались. Однако хотя Виджи и не успел появиться у нас вовремя -- в разгар 1990-х, когда был подлинно актуален, -- но все-таки и не совсем опоздал. Его увидели. Приманкой стал Карим Рашид -- двухметровый парень, весь в розовом, раскрученный нью-йоркский дизайнер египетско-английских кровей, эффектный персонаж, выстроивший себе трон из цифровых технологий. Операция удалась -- большой главный зал галереи Татинцяна всех стремящихся ознакомиться с последними тенденциями дизайна вместить не мог -- к тому же был заполнен некрупными рашидовскими цветными конструкциями, надолго взгляд не задерживавшими. А на его же работы неказистые фетровые стульчики блестящая публика присаживаться и не думала: модный экологический дух в них угадывался с трудом, зато деревенская органика -- легко. А вот она как раз в наших краях пока в моду не вошла, слишком недавно вышли мы все из народа, чтобы таким вещам радоваться. И пусть серое с розовым гармонирует, но как же в платье с разрезами или шикарных штанах -- практически на тот же валенок, хоть бы его Карим Рашид лично изготовил своими золотыми ручками. Большие блестящие панно с изображениями цветных капелек и группового секса роботов непонятного пола тоже смотрели быстро -- глазу зацепиться было не за что -- и тут же попадали в ловушку «Виджи». Под постоянным напором вновь пришедших не удовлетворившая тягу к прекрасному публика спускалась вниз и волей-неволей вынуждена была прикоснуться к подлинному искусству. Некоторые (не сталкивавшиеся до сих пор с нудными выставочными правилами типа «руками не трогать») так прямо и прикасались к фотографиям -- пальцами (раритеты спасало стекло). Медленный поток тек, позволяя разглядывать снимки тщательно, отмечать все детали, придумывать теории. Объяснения были разные, но чувствовалось, что тусовке Виджи понравился -- его работы приковывали неискушенные взгляды, тормозили, заставляли вглядеться, вникнуть еще раз в бурные годы -- чужие и свои. Ведь у нас не было такого Виджи -- рассекающего по городу с автомобильной рацией, постоянно настроенной на полицейскую волну, и фотоаппаратом. Живущего нервом ночного города, полного событий, происшествий, трагедий, которые он должен был увидеть и отснять первым. Виджи был легендой Нью-Йорка -- как будто его камера не регистрировала реальную жизнь, а создавала ее -- говорили, что в картотеке преступников числятся только те, кого он фотографировал, что трупы не регистрируют до его съемки. Виджи отработал в таком режиме десять лет -- хватило и ему и городу. Оба устали, зато всему научились, многое приобрели и стали почивать на лаврах. Виджи сделал книгу «Обнаженный город», выставку «Виджи: убийство -- мой бизнес», снимал для модных журналов и сотрудничал со Стенли Кубриком. Работы бывшего эмигранта Ашера Фалика, перебравшегося в 1899-м с семьей в Америку из Львова, показывали в СССР в 1959-м. Тогда это были экзотические «их нравы». Теперь фотографии выглядят как родные -- иначе сливки нашего общества вряд ли увлеченно водили бы по ним пальцами, хоть им и не видно было, как на оборотах подписывал снимки фотограф -- просто: «Виджи -- знаменитость».