Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) -- организация для России вовсе не враждебная, а наоборот, очень полезная, к тому же имеющая и свои «скелеты в шкафу». Такие неожиданные выводы были сделаны на прошедшей вчера в Омске специальной конференции «Обеспечение прав и свобод человека и гражданина в РФ. Практика Европейского суда по правам человека».

Несмотря на несколько дежурное название, мероприятие это для нашей правовой системы может считаться сенсационным. За последние годы взаимоотношения ЕСПЧ и России стали напоминать времена «холодной войны». Европейский суд уже чуть ли не еженедельно констатирует нарушения прав граждан в РФ, власти же каждый раз пытаются доказать эти претензии несправедливыми, почти не скрывая раздражения и досады. И вполне объяснимо, что обсудить и оценить работу ЕСПЧ в Омск съехалась практически вся юридическая элита России: представители Верховного суда, Высшего арбитражного суда, Совета Федерации, Совета при президенте по совершенствованию правосудия, Государственно-правового управления президента, Международного союза юристов, российский судья ЕСПЧ Анатолий Ковлер и уполномоченный РФ при ЕСПЧ Павел Лаптев. Однако мнения о работе Европейского суда на конференции прозвучали самые разные. Фактически российские власти впервые публично и открыто говорили как о своих недостатках, о том, что по-прежнему в стране массово нарушаются права человека, так и о существенных недостатках самого ЕСПЧ, который в глазах российского обывателя уже превратился почти в икону. При этом сама необходимость Европейского суда как международного органа по решению споров в области прав человека под сомнение не ставилась. Все признали, что многие правовые реформы у нас были проведены именно после тех или иных решений ЕСПЧ.

Примеры и дела по проблеме нарушения прав граждан РФ привел судья ЕСПЧ Анатолий Ковлер. Он отметил, что количество жалоб в Страсбург неуклонно растет: если в 2002 году ЕСПЧ рассмотрел лишь два дела против РФ, в 2003-м -- пять, то 2004-м -- 15, а за восемь месяцев 2005 года -- уже 44. А концу года их число, как предполагается, возрастет до 70. «Не надо падать в обморок, видя в том козни против России. Точно так же обстоят дела у многих других европейских стран -- например, у Польши и Украины», -- отметил г-н Ковлер и приступил к анализу норм Европейской конвенции, в нарушении которых наши граждане часто обвиняют власти. Например, в деле «Трубников против России» родственники обвиняли государство в том, что оно нарушило его право на жизнь: г-н Трубников в состоянии алкогольного опьянения повесился в СИЗО. ЕСПЧ, по словам г-на Ковлера, признал нарушенным право на жизнь, но только в процессуальном плане. Само событие произошло в 1998 году, а уголовное дело возбудили только в 2002-м, после того как родители пожаловались в Страсбург. То есть государство не выполнило свое обязательство по всестороннему расследованию этого дела. Г-н Ковлер рассказал и о «жутком деле» «Михей против России», где идет речь о пытках. «Но к пыткам приравнивается любое унижение человеческого достоинства и нравственные пытки», -- пояснил судья и привел пример с делом «Калашников против России», когда подследственный пожаловался на нечеловеческие условия содержания в СИЗО и ЕСПЧ его жалобу удовлетворил, приравняв это к пыткам. Российский уполномоченный в ЕСПЧ Павел Лаптев позднее отметил, что это дело не осталось незамеченным: «Мы не могли подстегнуть к реформе пенитациарную систему так, как это сделал Европейский суд».

Г-н Ковлер отметил и еще одну актуальную проблему -- обоснованность ареста как меры пресечения. Это часто становится предметом жалоб на нарушение свободы и личной неприкосновенности. При этом свободы могут лишать не только в связи с возбуждением уголовного дела. «Безосновательное помещение в психиатрическую клинику -- тоже незаконное лишение свободы», -- сказал г-н Ковлер.

На примере дела «Рохлина против России» судья ЕСПЧ Ковлер показал, что судебный арест, введенный новым УПК, далеко не всегда является обоснованным. «Только 32--34% арестованных после вынесения приговора продолжают сидеть. Получается, что остальные почти 70% сидели просто так. Можно выбирать другие меры пресечения: домашний арест, залог, подписка о невыезде», -- сказал он. По этому же поводу высказался и судья ВС Станислав Разумов: «Когда новый УПК только вступил в силу, по количеству арестов наблюдался спад -- видимо, еще неуверенно себя чувствовали. А потом аресты вновь стали расти. Если раньше наполняемость тюрем была около 70%, то теперь -- 100% и больше. Я не призываю, чтобы отказ от ареста как меры пресечения был сплошным явлением, но каждый случай заключения под стражу должен быть хорошо аргументирован».

Уполномоченный РФ в ЕСПЧ Павел Лаптев назвал момент вступления в Европейскую конвенцию и участие в Страсбургском суде «революционным» для судебной власти России. «Проблемы, которые стояли за конкретными делами, стали для нас неожиданностью, -- заявил г-н Лаптев. -- Постановления ЕСПЧ по судебной волоките я считаю справедливыми, хотя это и болезненно. Следует принять этот факт и ликвидировать это явление». По мнению г-на Лаптева, даже самые на первый взгляд незначительные недочеты могут впоследствии привести к серьезным правонарушениям. «Правосудие начинается с мелочей. И наше отношение к нему тоже. Кто позволяет СМИ нарушать Конституцию, когда они пишут названия высших судов с маленькой буквы, -- возмущался г-н Лаптев. -- Это мелочь, но эта мелочь показывает отношение наших СМИ к закону и государству».

Уполномоченный отметил, что у России «нет провалов в ЕСПЧ, но есть существенные недостатки, которые надо исправлять». Но обратил внимание на процессуальные недочеты и самого ЕСПЧ: «Вопросы о передаче или непередаче дела в Большую палату ЕСПЧ (на обжалование. -- Ред.) решаются как в прежние времена в НКВД: слушали, постановили. Без всякой мотивировки». Действительно, Европейская конвенция предписывает суду мотивировать все свои решения. Между тем ЕСПЧ создал собственный регламент, подробно расписав все свои действия, и по очень многим вопросам не считает нужным давать какие-либо разъяснения. И это не единственная проблема, с которой можно столкнуться в ЕСПЧ. В подтверждение тому г-н Лаптев привел несколько примеров. Так, в деле «Праведная против России» суд постановил провести женщине индексацию пенсии по коэффициенту 0,7, в то время как у нас в стране уже давно действует коэффициент 0,9. «Что ж нам теперь у пенсионерки деньги забирать? -- вопрошал г-н Лаптев. -- Нужно провести реформу Европейского суда. Бросить лозунг: «Все для человека! Для любого человека, а не только «известного». Получается, что дело «известного» человека может рассматриваться в приоритетном порядке. А скажем, несовершеннолетнему такого права не дают, и он может состариться, пока его жалобу рассмотрят в Страсбурге». Это далеко не все недостатки ЕСПЧ. Специалисты по международному праву часто возмущаются и тем, что многие решения за судей пишут молодые юристы без опыта работы, а судьи их подписывают и не всегда проверяют.

«Суд никогда не будет совершенным, потому что в нем работают люди, а люди не боги, -- заявила судья Высшего арбитражного суда Татьяна Нешатаева. -- Но мы должны признавать суд априори. Европейский суд не любит никто, особенно национальные судьи. Но тем не менее с его помощью удалось много решить». При этом г-на Нешатаева отметила, что корни некоторых проблемных вопросов находятся не только в несовершенстве тех или иных норм закона и его применения, а в нашем сознании. Как например, с вопросами возмещения морального вреда и вреда, причиненного деловой репутации. «Европейский суд признает, что моральный вред может быть причинен организациям. У нас считается, что юрлица страдать не могут, это нонсенс. Но ведь там тоже люди работают. Что касается репутационного вреда, то происходят удивительные вещи. За маленькую заметку журналиста в четыре строчки взыскивают 500 тыс. долл. Нарушение ничтожно, а взыскание непомерно. Таким образом, появилась возможность заработать с помощью судебного решения. Было и такое дело, когда с журналистов взыскали 30 млн долл. Здесь поможет только изменение отношения к подобным вопросам».