|
|
N°171, 16 сентября 2005 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Сны о чем-то большем
Третьяковская галерея подбирает русскую пару американцу Энди Уорхолу
Одновременно с ретроспективной, из Америки привезенной выставкой «Энди Уорхол: художник современной жизни» (см. «Время новостей» от 14 сентября) в здании Государственной Третьяковской галереи на Крымском валу открылась экспозиция -- ответ заокеанским гастролерам «Русский поп-арт». Проект подготовлен группой сотрудников Третьяковки под общим руководством заведующего отделом новейших течений ГТГ Андрея Ерофеева. Выставка гигантская, яркая, эффектная, да еще занимает лучший зал галереи (Уорхола-то загнали в тесный коридор-кишку). По сути получилась коллекция российского современного искусства с шестидесятых годов по сегодняшний день. А учитывая отсутствие оного в постоянной экспозиции Третьяковки, выставку можно счесть необходимым ликбезом.
Однако это очень странная ликвидация безграмотности путем демонстрации оной. Ибо почти всякий историк искусства скажет, что в России поп-арта не существовало. Сначала не было общества потребления, исследованием которого и занимались на Западе в шестидесятые отцы-основатели течения. А когда консумеризм в России взял свое, эстетика уже отошла в музейное прошлое. Но Андрей Ерофеев сам давно увлечен поисками химеры (выставку «Предшественники русского поп-арта» с работами Михаила Рогинского, Бориса Турецкого и Михаила Чернышова он сделал в ЦДХ еще осенью 1993-го года) и заразил этим семь десятков отменных художников, чьи вещи показаны нынче в Третьяковке.
На самом деле под «русским поп-артом» кураторы понимают самые разнообразные вещи. Простое, буквалистское изображение обыденных предметов (а также ассамбляжи из них, как у того же Турецкого), сознательные посвящения Уорхолу и иже с ним, то есть эстетические рефлексии разной степени ироничности (тут всех превзошел концептуалист Юрий Альберт), и игру в китч и попсу (например, пушистые объекты практикующего дурашливую инфантильность Ростана Тавасиева). В итоге, плавно перемещаясь по хорошо структурированной выставке, не ощущаешь методологических подмен. Но только потом, на выходе, стоя перед знаменитой «Оранжерейной парой» Олега Кулика (совокупляющиеся бык с коровой из оргстекла и алюминия с живыми цветами внутри), начинаешь задумываться о том, что делает эта скульптура в одном пространстве с пронзительными натюрмортами Михаила Рогинского, изображающими примусы, кастрюли, чайники и спичечные коробки.
Признания в любви к реальности (хоть убогой, но своей) соседствуют на выставке с саркастическими карикатурами на оную, образы западной масс-культуры перемешаны с ушедшими советскими реликвиями, оммажи Уорхолу -- с сугубо авторскими высказываниями. Но вышло, ничего не скажешь, пестро и красиво. Не экспозиция, а сплошной аттракцион.
И вдохновившись его атмосферой, понимаешь, что на самом деле русским поп-артом и является эта экспозиция -- броская, перенасыщенная, противоречивая. Ведь что такое поп-арт? Игра художника в опрощение, демонстративная капитуляция перед массой, желание выйти за узкие цеховые рамки в народ -- как бы в народ. В отсутствие в Москве полноценного музея современного искусства, то есть оазиса высокой, рафинированной эстетики, приучать публику к ее атрибутам и приходится вот таким дерзким наскоком, пользуясь предоставленной возможностью за один раз выразить все, что наболело, и показать все, что накопилось. Устраивать базарное шоу вместо академической конференции. Это как раз в духе поп-арта.
Но только если на западе поп-арт появился от хорошей жизни, то в России прямо наоборот. Ну что ж, у наших музейщиков -- собственная гордость.
Федор РОМЕР