Сборники воспоминаний редко бывают удачными. На поминках худого не говорят -- вместо живого и грешного человека возникает благостный муляж. (Обратный и еще более неприятный случай -- злая карикатура -- характерен скорее для «индивидуальных проектов».) Книга, о которой пойдет речь, сильное исключение.

Поэт Борис Слуцкий умер почти двадцать лет назад -- 23 февраля 1986 года. Мемуары, вошедшие в книгу «Борис Слуцкий: Воспоминания современников» (СПб., «Журнал «Нева»), писались в разные годы (одни раньше, другие позже), но чувство свежей утраты, неостывшей боли ощутимо едва ли не в каждом из них. Как и с разной мерой ясности акцентированное чувство горького недоумения: почему же большому поэту, мужественному и доброму человеку, верному другу выпала такая страшная судьба? Не все мемуаристы прямо пишут о последних годах Слуцкого, когда, после безвременной смерти горячо любимой жены, он существовал на грани безумия, но помнят об этом все -- тяжелая тень страшного предсмертия ложится и на совсем другие сюжеты. Независимо от установок и меры одаренности отдельных авторов книга получилась на редкость цельной. И глубоко трагичной.

В затертом словосочетании «трагический герой» равно важны обе составляющих. Трагедия выпадает именно герою, изначально отмеченному судьбой. Слуцкий был отмечен -- поэтическим даром, острым умом, могучей волей, незаурядным мужеством, умением хранить верность себе и однажды обретенным идеалам и, как явствует из воспоминаний, феноменальным обаянием. Не раз и не два встречаются в книге сюжеты, производящие на человека стороннего неприятное впечатление (Слуцкий бывал резок, нетерпим, а то и бестактен), за которыми непременно следует разъяснение: на это нельзя было сердиться. Друзья его по-настоящему любили и рады (обречены) были прощать, чувствуя в «железном» человеке то же, что чувствуют читатели «железных» стихов, -- скрытую нежность, жажду милосердия, смущенность от собственной «сентиментальности». И неотступающую боль.

Когда мы вернулись с войны/ я понял, что мы не нужны -- в этом была глубинная суть трагедии Слуцкого. Понял, но не примирился, не принял подлой «правды», не поверил в ее неколебимость. Потому и не мог расстаться со старой верой. Потому и надеялся издать без поправок заветные стихи. Потому и мучился отнюдь не только из-за своего всем памятного греха (выступление на писательском сборище, клеймившем Пастернака) и не только в последние годы. Он чувствовал свою роковую неуместность в том мире, который из «правильного» превратился в «вывихнутый», -- и столь же роковую невозможность «выправить сустав». Друзья его любили (и сильно любили), он любил друзей (и страстно искал друзей новых, был широк и щедр, порой, как выяснилось со временем, чрезмерно) -- но от одиночества это почему-то не спасало. Как не спасала и поэзия -- его «песнопенье» не врачевало «болящий дух», но усиливало все ту же боль. Неудивительно, что Слуцкого ценил Бродский.

Книга составлена Петром Гореликом, не литератором, а военным (ныне, разумеется, отставным), «другом юности и всей жизни» Слуцкого. Так называется его мемуарный очерк, из которого ясно следует, что чувство это было взаимным. Не менее четко о том свидетельствует нынешний подвижнический труд Горелика -- его тщанием недавно была издана замечательная проза Слуцкого (см. «Время новостей» от 6 мая), а красота и сила сборника воспоминаний обусловлены не только масштабом героя и дарованиями мемуаристов, но и точностью работы составителя. Важно, что в книгу включены статья Эренбурга «О стихах Бориса Слуцкого» (1956), сыгравшая особую роль в судьбе поэта, и статья Юрия Болдырева (1936--1993), благодаря которому вышло из-под спуда великое множество потаенных стихов Слуцкого. Очень интересен замыкающий сборник раздел «Штрихи к портрету», сложенный из «слуцких» фрагментов мемуаров «общего плана». Горелик выстроил настоящую книгу о поэте -- и всякое слово благодарности здесь прозвучит слабо. Возможен лишь один достойный ответ -- масштабное издание стихов Бориса Слуцкого, последний (небольшой и без научного аппарата) сборник которого вышел в 2001 году.