Книга Юнны Мориц «По закону -- привет почтальону» оформлена иначе, чем прочие поэтические сборники издательства «Время». Дело не в том, что под одной обложкой разместились и стихи, и рисунки автора, представление о которых задает уже обложка. Это (как и гордые точки над упраздненной буквой, что невозможно передать в газете) следствие, причина же в «инакости», резко заявляющей о себе в каждой строке и линии Мориц. И ветер не о ветре,/ И снег не о снегах,/ И струны не о струнах,/ Песок не о песке,/ Слеза не о слезах,/ И звезды не о звездах,/ И крылья не о крыльях,/ И не о песне песня,/ И ритмы не о ритмах,/ Стихи не о стихах,/ Свеча не о свече.../ О чем?.. О том и речь.

Речь -- о мире, погрязшем во зле. Похоже, навсегда. Антимир этот лжив, непристоен, пошл, груб, корыстен и глубоко враждебен Поэтке (так и только так именует себя Мориц). Поэтка в свой черед снисхождения от гламурно-кровавой свинофермы не ждет, на чудо не уповает, а о компромиссе с рабьей шайкой и помыслить не может. Договариваться бессмысленно и позорно. Это -- время великих надежд на мое вымиранье./ Вот уйдут поколенья, которые... Ждите расцвета!/ Как я счастлива, Господи, быть вымиранья на грани/ И не быть под наркозом вранья, чьи надежды на это -- // На мое вымиранье, на то, что уйдут поколенья/ Очевидцев, свидетелей... Милые, ждите расцвета!/ Оставляю вам это люблевое стихотворенье -- / Знак любви моей нежной, с оплатой входного билета. «Любль» -- единственная валюта, которую признает фейная (частый и знаковый до агрессивности эпитет) Поэтка.

Что говорить о «прочих», если даже собратья по цеху не задались. С одной стороны, конечно, Поэты вообще не продаются/ Так хорошо, как, например, сосиски,/ Сметана, масло, яйца, молоко,/ Не говоря уж о вине и водке <...> Так продаются только юмористы,/ Так продаются только кинозвезды,/ Так продаются только музыканты,/ Художники, которые в гробу... Но ведь с другой-то: Поэтов делю на хорошеньких,/ Хороших и очень хороших./ Хорошенькие -- в цветочек,/ В полосочку и в горошек. // Хорошенькие поэты -- / Отрада и умиление,/ Одеколоном счастья/ Надушено их явление <...> А я совсем не хорошенькая/ И, вообще, Поэтка./ Поэтка -- и больше некому/ Носить это имя, детка!... И с не меньшей четкостью: Гляжу, как безумный на черную шаль, -- / Никто уже так не напишет, а жаль,/ Что нет ни безумца, ни шали.../ Кому они оба мешали?! // Писатели текстов/ Не пишут стихов,/ А пишут, вот именно,/ Тексты стихов, - / Химичат стихимию текста/ Стихимщики общего места <...> О чем говорит новостей винегрет?/ Что все -- новогреки, а ты -- древнегрек,/ Твои отломились конечности,/ Но возраст прекрасен для вечности.

И с читателями не лучше: Кто сказал, что поймут и полюбят?/ Что за глупости!.. Если поймут,/ Пониманьем своим и погубят,/ И навяжут его, как хомут <...> Дай промчаться упряжкам, обоймам,/ Не прельщайся любовью лавин./ Незаезжен, безбрежен, непойман,/ Будь прозрачен и неуловим. Всякое толкование (то есть понимание) здесь будет прямым нарушением воли Поэтки, сказавшей: Пишите для себя -- как пишут дети. Посему умолкаю.

Большая часть помещенных в книге рисунков -- автопортреты. Меньшая -- автопортреты замаскированные.