«Я не сделал ничего плохого. Я просто провел линию». 61-летний Хаген Кох, ветеран восточногерманской госбезопасности Штази, словно бы оправдывается. Ведь белая линия, которую 40 лет назад Кох собственноручно провел по земле на самом известном американском пропускном пункте «Чарли», обозначила главную европейскую границу между социализмом и капитализмом.

Хагена Коха называют человеком, который знает о Берлинской стене все. Архив созданного им частного центра документации, где собраны воспоминания участников, свидетельства очевидцев и официальные документы, эксперты оценивают в миллионы марок. Стена стала делом жизни пенсионера, в судьбе которого, как в зеркале, отразилась жизнь послевоенной Восточной Германии. Жизнь людей, которые, как и он сам, просто хотели быть «хорошими немцами».


Лицо ненависти

Маленький Хаген точно знал, как выглядит враг. С послевоенных плакатов на жителей восточной зоны оккупации смотрел колорадский жук с лицом президента США Гарри Трумэна. «Представьте себе Западный Берлин 1947--1948 годов, в период советской блокады, -- вспоминает Кох. -- 322 дня каждые полторы минуты самолеты союзнических армий, доставлявшие продовольствие и топливо, взлетали и садились на аэродроме Темпельхоф. Пролетали они, понятно, над восточной зоной. Для пропагандистов это было просто находкой: американцы, писала тогда пресса, сбрасывают вредителей на наши мирные поля».

«Мой путь прямиком лежал в пионеры, -- вспоминает Хаген Кох. -- С песнями мы впитывали ненависть к врагам республики». Юноша рос, как здесь говорят, обученным гражданином ГДР. 9 апреля 1960 года он идет добровольцем в Национальную народную армию, потом поступает на службу в Штази. 13 августа 1961 года Кох оказался в числе первых строителей «антифашистского бастиона». Дело в том, что незадолго до этого на бравого ефрейтора Коха, картографа по военной специальности, обратил внимание сам всесильный глава гэдээровской спецслужбы Эрих Мильке. Он и командировал Хагена в распоряжение секретаря ЦК СЕПГ Эриха Хонеккера, ответственного за возведение стены. Ефрейтор лично прорабатывал подробный маршрут строящейся границы на местности и по картам. Кох, как и многие его сверстники, верил: стена необходима, чтобы избежать новой войны. «В те времена был лозунг партии: «Лучше тысячи капель пота в мире, чем одна капля крови на войне!» -- рассказывает он. -- Мудрость жизни в ГДР была такова: у тебя будет все, если согласишься делать то, что тебе говорят». Можно ли людей сегодня за это строго судить, спрашивает Кох.


Спекулянты не пройдут

Граница между двумя частями города была проложена как минимум десятилетием раньше, когда появились первые симптомы массового бегства из ГДР через Западный Берлин. 27 мая 1952 года была проведена операция под кодовым названием «Паразиты». Предполагалось начать их «давить» с вступлением в этот день в силу правительственного «Распоряжения о демаркационной линии». Так в Берлине появилась настоящая граница, которую можно и нужно было охранять. Правда, на первых порах не было соответствующего пограничного режима. Продолжали оставаться многочисленные лазейки, через которые открывался путь на Запад. К началу 60-х около 65 тысяч восточноберлинцев работали в западной части. Работали за полцены, в среднем за 200 марок в месяц. Но марки там были западные, и шли на востоке по курсу 1:5. А средняя зарплата в ГДР тогда была на уровне 400 марок -- восточных. «А ведь продовольствие, детскую одежду и прочее в ГДР дотировали, стоило это все очень дешево. Поэтому если на Западе тогда упирали на свободы и права человека, то на востоке Германии процесс виделся иначе: говорили о «спекулянтах», которые подрывали экономические основы социализма, скупая за западные деньги дешевые восточные товары», -- вспоминает Хаген Кох.


Неподходящая невеста

Вскоре Хагена Коха перевели в полк охраны им. Дзержинского, подчинявшийся непосредственно Мильке. Здесь стал известен нюанс его личной жизни, который в Штази посчитали существенным. Девушка, с которой встречался в увольнениях ефрейтор Кох, как выяснилось, не была в пионерах, не состояла в Союзе свободной немецкой молодежи, да к тому же училась в западноберлинской гимназии. Ефрейтору был отдан приказ: «Данную связь окончить в соответствии с установленным порядком».

Хаген отказался, зарегистрировал брак с неблагонадежной невестой и подал рапорт об увольнении из органов. В ответ ефрейтора арестовали. На допросе Коху сообщили, что против него и его жены найден надежный компромат, предложили развестись и снова вернуться в строй. «Я понимал, -- говорит Хаген Кох, -- что просто так уволить они меня из Штази не могли -- хотя бы потому, что по долгу службы я занимался картографией и в голове у меня были планы всех секретных противоатомных бункеров. В конце концов нашли компромиссное решение -- направили на военную культработу по линии Штази. Я согласился. И на развод тоже».

Почему? Этот вопрос до сих пор задает Хагену Коху его сын Франк, диссидент, несколько раз попадавший в заключение в 80-е годы. Вместо ответа Кох-старший дает мне почитать строки из закрытого выступления Мильке, хранящегося в ведомстве уполномоченного правительства Германии по документации Штази: «Мы не застрахованы от того, что в наших рядах может оказаться предатель. Если мне такой предатель был известен сегодня, то завтра его уже не было бы в живых. Предателю смерть без разговоров! Все прочие пустопорожние рассуждения -- полный блеф. Смертный приговор и казнь -- если потребуется, без судебного приговора». «Я потому и согласился продолжать службу, что не хотел оказаться у Мильке следующим «без суда», -- отвечает мне Кох на больной вопрос «почему?». Спустя несколько лет он все-таки воссоединился с женой и с тех пор уже с ней не расстается. Незадолго до падения стены его снова посадили: припомнили прошлое, обвинили в государственной измене и подготовке бегства на Запад. Но времена были уже другие, и скоро не стало самих следователей.


Как стать хорошим немцем

Оглядываясь назад, Хаген Кох говорит, что его судьба удивительным образом повторила судьбу его отца Хайнца. Тот тоже всю жизнь хотел быть «хорошим немцем» и шел ради этого на моральные компромиссы. В 1929 году он добровольцем пошел в рейхсвер, где остался и после прихода к власти нацистов. Карьера не задалась -- выяснилось не вполне правильное происхождение, но он добивался права доказать свою верность и добился, правда, слишком поздно -- попал на фронт только в мае 1945 года. Вернувшись домой, он оказался под арестом как «нацист», но доказал лояльность теперь уже новым властям, которым служил затем верой и правдой.

Занимаясь историей Берлинской стены, Хаген Кох узнал много страшного. Но он не считает, что ему есть, в чем каяться. «Я не чувствую себя виноватым. Я был солдатом и продуктом той ужасной пропагандистской системы, которая эксплуатировала наши чувства. Теперь кое-кто из моих тогдашних начальников уже «перестроился» и занял солидные места в новой системе, -- говорит Хаген Кох. -- После второй мировой войны тоже вдруг внезапно оказалось, что все были антифашистами. А когда не стало ГДР, выяснилось, что все ненавидели Стену. Это неправда».