Нет в нашей стране драматурга, более популярного среди широких народных масс, чем Эдвард Радзинский. Да и кого еще центральное телевидение будет за здорово живешь показывать в прайм-тайм населению? Михаила Рощина? Александра Гельмана? И что они нам расскажут? Как рабочие сталелитейного цеха истосковались по заседаниям парткома? А Эдвард Радзинский, страстно жестикулируя, романтически вглядываясь в даль, неистово вращая глазами и переходя в патетических местах на фальцет, с легкостью превратит сложную драматургию истории в лихой боевик и душераздирающую мелодраму. И если отдельные буквоеды возмутятся, что его рассказ не всегда соответствует исторической правде, этот упрек может дискредитировать только их самих. Кто же ждет исторической правды от «Клеопатры», «Калигулы» или супер-блокбастера «Гладиатор»? А ведь они, между прочим, стоят кучу денег. Тут же буквально за три копейки вдохновенный сказитель представит аналогичные сюжеты в лицах, заменив собою разом и кинозвезд, и дорогущие павильоны, и головокружительные спецэффекты. В общем, можно с уверенностью сказать, что в отличие от растерявшихся собратьев-шестидесятников Эдвард Радзинский в нашу меркантильную, растоптавшую идеалы эпоху нашел себя. И искренне за него порадоваться. Сложность заключается лишь в том, что время от времени он продолжает писать пьесы, а некоторые из них время от времени ставят.

Вот и намедни «Фабрика театральных событий», еще одно образование (чтобы не сказать нарост) на теле отечественного театра, выпустила произведение Радзинского под названием «Последний Дон Жуан». О режиссере этого произведения Михаиле Горевом рассказывают, что он в свое время поставил неплохой спектакль «Люди и мыши» по роману Джона Стейнбека. Не знаю, не видела. Посмотрев его последний опус, поверить в это почти невозможно. Потому что, говоря словами популярного анекдота, это не «Ужас. Ужас», а таки «Ужас!! Ужас!! Ужас!!» Для того чтобы ставить такие спектакли, надо не просто растратить (или никогда не иметь) талант, а потерять остатки совести. Даже непонятно, чему отдать предпочтение. Артистам, играющим так, что на их фоне другие артисты, рекламирующие по телевизору «Комет» и «Тайд», кажутся наследниками лучших традиций русского психологического театра, декорациям из подбора, костюмчикам из переживающего не лучшие времена варьете или мальчикам уже почти ставшей традиционной сексуальной ориентации, каждые пятнадцать минут выбегающим на сцену с зажигательной пляской. Но главное в этой истории, все же, текст. Всяко можно относиться к драматургу Радзинскому, но некими основами ремесла он, как казалось, всегда владел. И пошлость в свои опусы всегда добавлял в строго выверенной пропорции. Так, чтобы не только тинейджеры, но и пожилые учителя, заслуженные бухгалтеры и квалифицированные инженеры тоже могли что-то извлечь из его произведений. Но «Последний Дон Жуан» -- это уже помилуйте. Тут пропорция явно нарушена. Тут всякий учитель должен встать и плюнуть на сцену, а бухгалтер с горечью подсчитывать убытки в семейном бюджете.

Самое удивительное, что пьеса с аналогичным названием уже есть в послужном списке Радзинского. Называется она «Продолжение Дон Жуана» и повествует о том, как обаятельный безбожник и влюбчивый обольститель попадает в наше время и безрезультатно пытается реализовать в нем архетипический сюжет своей жизни. В начале 80-х ее поставил на Малой Бронной Анатолий Эфрос, пригласив на заглавную роль Андрея Миронова. Это был, судя по всему, не лучший спектакль великого режиссера. Но безошибочный выбор артиста и точно найденная интонация сделали свое дело. Эфрос ставил спектакль об инерции затянувшейся молодости и опустошительной усталости. Миронов играл Дон Жуана, который не хочет больше быть баловнем судьбы и любимцем женщин. Иными словами, он играл самого себя, и сюжет его жизни, накладываясь на сюжет пьесы, создавали на сцене мощное эстетическое напряжение.

Так вот «Последний Дон Жуан» -- это та же самая пьеса, только переработанная в духе времени. И переработал ее, по слухам, сам Михаил Горевой, превратив «командора» в чисто конкретного нового русского с соответствующими прихватами и словечками, а Лепорелло -- в его холуя. Легкой меланхолической грусти в этом «Дон Жуане» не осталось вовсе, зато хамоватый юмор, философия «потяни меня за палец» и очень неталантливая игра с мифом предстали во всей красе. Сию переработку Горевой принес на подпись Радзинскому. Тот почесал в затылке и подписал. А что -- талантливо, актуально, с выдумкой. Да и зачем разводить турусы на колесах. Всему свое время. Было время воспевать простые искренние чувства и рассказывать на 104 страницах про любовь. Потом наступило время показывать власти фигу в кармане и исследовать взаимоотношения Нерона и Сенеки. Теперь пришло время превратиться в шоумена, частично заменившего собой Голливуд, и обслуживать антрепризы самого низкого пошиба. То есть не играть больше в интеллектуала и полудиссидента, а честно занять свое место на конвейере масскультуры, где -- если бы не советское зазеркалье -- Радзинскому всегда и было самое подходящее место.