Фамилию Удивительный носил персонаж Чиркова в фильме братьев Васильевых «Фронт». Однако с не меньшим основанием это определение подходит и к другим его героям, и к самому артисту. Борис Петрович Чирков родился в Вятской губернии, в крохотном городке с символическим названием Нолинск, где, по воспоминаниям очевидцев, была одна-единственная улица, а больше вообще ничего не было. В 1926 году окончил институт сценического искусства в Ленинграде, работал в местном ТЮЗе, потом, уже после войны перебравшись в Москву, -- в театрах имени Пушкина и имени Гоголя, Театре-студии киноактера. Но кумиром публики и всенародным любимцем сделал Чиркова кинематограф. Впервые он появился на киноэкране в 1928 году и с тех пор сыграл в полусотне фильмов. Его герои были очень разными -- от композитора Глинки в байопике Лео Арнштама до Махно из «Александра Пархоменко» Леонида Лукова, от жутковатого в своей принципиальности академика Верейского («Суд чести» Абрама Роома) до многочисленных и вполне фольклорных в своем обаятельном лукавстве крестьян, солдат и матросов. Главной же его ролью все равно остается Максим из трилогии Григория Козинцева и Леонида Трауберга.

Образованный, интеллигентнейший человек, библиофил, знаток и ценитель живописи, Борис Чирков навсегда остался в памяти как простецкий паренек с рабочей окраины Петрограда, волею революционного рока и любимой девушки ставший большевиком, революционером, а потом даже комиссаром Госбанка, чей тревожный сон в «Выборгской стороне» заботливо охранял сам Владимир Ильич Ленин. Но было бы ошибкой считать Максима этаким волшебным коммунистом, олицетворяющим социальный заказ того времени. Не за это любили его зрители, не этим ценен он матери-истории отечественного кинопроцесса. Максим оказался едва ли не первым настоящим героем нашей массовой культуры, персонажем первого полноценного советского киносериала. Веющие с экрана «вихри враждебные» не могут помешать увидеть в фильме зачатки авантюрного кинокомикса (вроде «Жюдекса» француза Луи Фейада, большими поклонниками которого были Козинцев и Трауберг), а в самом Максиме -- абсолютно жанрового персонажа, ведущего свою родословную от героев плутовского романа. Не случайно Максим по-уленшпигелевски кричит петухом, не случайно (пусть и язвительно) признается в любви к бульварным книжкам про разбойника Антона Кречета. Условность, жанровую игру почувствовал даже товарищ Сталин, высказавшийся после просмотра: «Революции такой не бывает, рабочих таких не бывает, большевиков таких не бывает»... Что, впрочем, не помешало ему быть горячим поклонником фильма -- в основном, конечно, из-за легендарной песни «Крутится-вертится шар голубой», которую артист по личной просьбе вождя исполнял даже на правительственных концертах (а в годы войны Чирков-Максим появился с «Шаром» в одном из боевых киносборников -- с измененным на злобу дня текстом).

Вообще, многочисленные вокальные номера Чиркова -- это, что называется, отдельная песня. Именно они в немалой степени способствовали укреплению культового статуса актера. В одном только «Максиме» -- и залихватский «Шар», и идиллическая «Люблю я летом с удочкой у речки посидеть», и пронзительная «Варшавянка»... Кроме этого нельзя не вспомнить как минимум два эпизода, в которых поющий Чирков производит впечатление абсолютно сногсшибательное -- по-разному, но с одинаковой, воистину гениальной мощью актерского дара. С одной стороны, комические куплеты на немецком языке из «Антоши Рыбкина», которые заглавный герой исполняет во время эстрадного концерта на передовой: вряд ли в истории нашего кино можно припомнить что-то настолько же смешное и по-хорошему безумное: одетый в фашистский мундир Антоша, выделывающий поразительные хореографические кульбиты и голосящий дурным голосом какой-то запредельный «эйн-цвей-труляля», кажется полноценным членом актерской династии братьев Маркс. С другой -- «Любо, братцы, любо», которую воет его батька Махно в своем лесном логове. Это по-настоящему -- без иронии и преувеличений -- страшно. Кажется, что главарь анархистов не пропевает старую казачью песню, а втягивает ее в себя, «переваривает» слова и сам процесс пения доставляет ему физические страдания. Это не совсем (или даже совсем не) человек -- не может живое существо издавать подобные звуки. Леший, зомби, упырь -- может. «Хорошая песня, за душу берет» -- «Вот я тя возьму за душу...» И волосы встают дыбом.

Борис Чирков был звездой, официально вполне признанной, -- он четырежды удостаивался Государственной премии, был Героем социалистического труда. А кроме того, его именем назван знаменитый теплоход -- и это, пожалуй, самый верный и уместный памятник для этого потрясающего артиста, который сыграл моряка-партизана в «Иване Никулине -- русском матросе» и водного путешественника во всенародно любимых «Верных друзьях». «Плыла-качалась лодочка по Яузе-реке»...