На церемонии закрытия Московского фестиваля играл Юрий Башмет, а рядом на небольшом экране показывали кадры из лучших фильмов всех времен и народов. Собравшаяся на торжество публика с интересом смотрела на экран и иногда хлопала, не очень обращая внимание на то, что знаменитый музыкант продолжает играть. Тем более что зал в «Пушкинском» большой и не всякому видно, кто стоит на сцене. А те, что на экране, заметны. Получилось неудобно. Как будто Башмета пригласили в качестве тапера к кинематографической нарезке. Впрочем, часть зрителей смотрела как раз на Башмета и не понимала, что за хлопки время от времени раздаются. Неужто не нравится, как мэтр играет?

Этот забавный казус можно было бы объяснить ошибкой организаторов церемонии и забыть, но уж очень точно он отражает путаницу, возникающую почти каждый раз, когда современный зритель соприкасается с современным искусством.

Советская публика находилась в привилегированном положении: в то время как западный мир уже пребывал в растерянности, ее соглашение с мастерами искусств оставалось крепко и нерушимо. Долгое время основы восприятия любого произведения сохранялись неизменными. О них мог не знать конкретный неофит, но публике в целом было известно: на художественной выставке надо ходить тихо, рассматривать картины и соотносить изображенное с собственным впечатлением от жизни. На концерте классической музыки аплодировать можно только по завершении произведения в целом, хлопки между частями -- признак невежества. В театре шоколадки во время действия есть нельзя, разговаривать с соседом и ходить по рядам тоже не стоит. При этом мало кто знал, что подобное поведение в театре -- плод сравнительно недавней конвенции, заключенной на переломе веков и в России, кстати, введенной Художественным театром, долго и с трудом обучавшим свою аудиторию не входить в зал в середине действия, как было принято, например, в Малом.

Речь идет вовсе не об этикете, а о правилах игры -- общих для всех участников. После революции, когда в театральных залах появилась новая публика, лузгающая семечки и вслух комментирующая происходящее, некоторые театральные деятели попытались было принять ее как эстетическое условие и возродить в связи с этим традиции площадного зрелища и тому подобное. Но их быстро укоротили, и в дальнейшем на протяжении полувека советские люди чинно сидели в зале, и каждый знал, когда можно и нужно хлопать в ладоши. То есть всем было комфортно.

Совсем не то сейчас. Каждый художник норовит сам создать свои правила игры, а бедный зритель страдает, стараясь их угадать. Публика же как целое -- механизм инертный, настраивается долго, а в непонятных ей условиях впадает в прострацию. Привычка в этом важнее здравого смысла. Простой пример -- на гастролях конного театра «Зингаро» перед началом представления зрителей предупреждали, чтобы не аплодировали до окончания отделения, потому, мол, что лошади пугаются. И тем не менее каждый раз по завершении эффектного номера часть собравшихся принималась стучать в ладоши. И не потому, что злонамеренно хотели сорвать представление, просто стереотип поведения в цирке, где принято ободрять артистов после удачного антраша, для них сильнее новых, только что объясненных им правил.

Это ситуация совсем незатейливая, почти бытовая, а теперь представьте, что каждый раз, когда человек сегодня приходит в театр, кино или на выставку или просто берет в руки книгу, ставит диск или видеокассету, ему приходится заново безо всяких специальных объявлений выстраивать свои отношения с искусством. То перед ним голый человек скачет козлом -- и надо не бежать в милицию или за психиатрической неотложкой, а важно надувать щеки и разрушать в себе стереотипы. Или сидишь себе в театре, как положено, молча и внимательно смотришь -- а тебе со сцены на колени артист прыг, и вопросы разные задает, а ты даже не знаешь, надо ли на них отвечать. Константин Райкин в одном интервью недавно признался, что очень стесняется, когда на чужом спектакле ему как зрителю приходится вступать в контакт с актерами. Так то Райкин, сам прекрасный артист, а вот вне знакомых правил, оказывается, и ему неудобно. А простой человек даже и не в театре, один дома, открывает роман и совершенно не знает, в каком контексте его читать -- то ли как насмешку, то ли автор всерьез, в диалоге культур это загнул. В общем, тревожно. Лучше и не пробовать, сесть с друзьями в преферанс, там правила не меняются.

Поэтому зрители и перестали ходить на непонятное им актуальное искусство. Кому хочется дураком себя чувствовать. Ходят на понятное -- туда, где знают, чему смеяться, в каких местах аплодировать. Где общие и заранее -- еще в школе -- объясненные правила восприятия. Где известно: вот этот -- потрясающий, а не понимаешь, не дорос, значит, иди подучись. А не то что сам думай быстро, в прятки с тобой играют или в вышибалы, и что делать с мячиком -- кидать или хватать и бежать.

Надежда же на то, что зритель -- свободный человек, который должен найти в своей душе отзывчивые струны, что в конце концов разберется, не маленький, абсолютно безосновательна. Зритель, если честно, вообще не человек, он -- участник игры. Объясни ему, что тухлым помидором в рожу получить -- полный кайф, что надо одеться похуже и бегать от артистов толпой, с риском быть обсыпанным мукой и залитым томатным соком, и он -- с удовольствием. Только надо как следует, заранее и как можно конкретнее договориться. И все у вас получится.