Латвийская национальная опера (ЛНО), превратившаяся за последние годы в один из самых интригующих европейских театров, под занавес сезона устроила фестиваль, показав четыре премьеры вместе с репертуарными шлягерами -- «Тоской» и «Аидой». Можно было услышать и увидеть произведения XVIII--XXI веков, исполненные на высочайшем уровне, что для Москвы остается несбыточной мечтой. Небольшому театру, возглавляемому директором Андреем Жагарсом и худруком Артуром Маскатсом, наше безрыбье незнакомо. Зеленый с золотом и бархатом уютный зал (900 мест) каждый вечер заполнен до отказа.

За XVIII век отвечала опера о хрупком счастье -- «Акид и Галатея» Генделя: Акид погибает в поединке с циклопом Полифемом, а Галатея превращает возлюбленного в ручей. Небольшая опера ярко звучала под руководством Андриса Вейсманиса -- он запомнился Москве «Альциной» на гастролях ЛНО (2003). Были слышны и зажигательный хохочущий задор, и непритворное горе музыки Генделя. Публику и развлекали: режиссер Индра Рога придумала спектакль на водно-банную тему с полотенцами, мыльными пузырями и ваннами на колесиках. Удачно забавляя, действо буксует в трагических эпизодах, а трюки кажутся взятыми из спектаклей, скажем, Виллежье и Хайтнера.

«Енуфа» Леоша Яначека куда более серьезна и значительна. Режиссер Иржи Неквасил пользуется традиционным языком, воспроизводя ремарки композитора, но благодаря сценическим работам спектакль ранит и потрясает. Прима Инеса Галанте предстала лиричнейшей и знающей все глубины скорби Енуфой, Анджелла Гоба -- Дьячихой, собравшей огромную волю в шаманский кулак. Яркая Айра Руране сделала запоминающейся эпизодическую партию Каролки. Блеснули два тенора: молодой чех Павел Чернох с холеным, породистым голосом -- в партии вальяжного серцееда Штевы, белорус Иван Шупенич -- в роли чувствительного и взрывного Лацы. Молодой дирижер Мартиньш Озолиньш интерпретирует «Енуфу» как напряженную драму, где сгустки судорожной страсти заставляют сердце биться, пока не наступит отрезвляющее просветление.

У оркестра ЛНО узнаваемый, нарочито «нежирный», но богатый оттенками звук. А сильная дирижерская команда стала для меня открытием: какой московский театр может похвастаться тремя музыкантами высокого класса, двоим из которых нет тридцати? Главному дирижеру Андрису Нельсонсу всего двадцать шесть.

«Тоска» в его руках -- полотно, где ни один цвет не выходит за рамки вкуса, история о холодной жестокости и взрывном чувстве, смело обуздывающая шлягерную цветистость. Жесткость музыкальной конструкции идеально подходит режиссеру Дмитрию Бертману, чья интуиция открывает третий акт в новом свете. В знаменитом фильме героиня Кэтрин Мальфитано от пережитого во дворце Скарпиа потрясения сходит с ума и бросается с парапета замка в припадке безумия. У Бертмана третье действие происходит в воспаленном воображении Тоски: перед ее глазами проплывают сладостные картины любви, цепочка заключенных и расстрел -- а рядом с ней лежит накрытый крепом труп Скарпиа. Так ее застают полицейские -- и она выбрасывается из окна. Модельный Скарпиа (Самсон Изюмов) элегантный, породистый; в его пении каждая нота работает на точно выстроенный образ. Тоске он и друг, и злейший враг. Редкий спектакль меняет восприятие оперы Пуччини. Каким подарком эта «прорывная» постановка могла бы стать, например, для Марии Гулегиной!

Финалом фестиваля и гвоздем сезона стала «Пиковая дама» в постановке Андрея Жагарса. В прошлом актер, он уже девять лет успешно директорствует в ЛНО, поставив за это время вагнеровского «Летучего голландца» и «Демона» Рубинштейна. Он переносит действие оперы в современный Петербург, ловко и остроумно вворачивая пушкинские коллизии в знакомый до боли контекст: дворянские особняки и неотесанные нувориши, старая Графиня с внучкой Лизой возвращается из парижской эмиграции... Персонажи придуманы занятно. Наглая парочка Сурин и Чекалинский -- отвязные и обаятельные баловни судьбы, мелкие сошки в темных бизнес-сюжетах. Циник Томский проворачивает большие дела. Рафинированный Елецкий -- из сливок общества, Лиза ему необходима для «комплекта», как престижная иномарка и костюм от Hugo Boss, а для непосредственной и эмоциональной Лизы Елецкий -- пустое место. Герман -- неприкаянный, без деловых талантов, может быть, мелкий чин в спецслужбах. Именно его, неуспешного и недовольного собой, выбирает сгорающая от потребности любить Лиза -- удивительно, как музыка Чайковского легко сочетается с современными характерами.

Ирония ощутима уже в первой сцене, где в совдеповской поликлинике толкутся старики, дельцы и ряженные питерские елизаветы и петры, фотографирующиеся с туристами. Бал третьей картины -- злая и хлесткая сатира: в толпе изящных и безвкусных типов мы узнаем современную светскую тусовку. Кто та царица, что выходит в финале? Конечно, длинноногая «мисс Санкт-Петербург». Действие идет в одной декорации -- розовой комнате: тут и Летний сад со статуями в ящиках, и гостиная Лизы с еще не распакованными чемоданами. Здесь от выстрела бутылки шампанского умрет Графиня, сюда придет Лиза, когда Герман опоздает на свидание у Канавки, и здесь же откроют салон игровых автоматов. В треугольнике Лиза--Герман--Графиня побеждают первые двое: Графиня (Людмила Бора) ни статью, ни вокалом не стала мистическим центром оперы -- тайна трех карт померкла рядом с трагедией любви.

О певцах хочется говорить взахлеб. Все, начиная с хора мальчиков с его неповторимо светлым, нарочито не звонким тембром, с особой прозрачностью и слитностью, покоряют свежестью. Кто еще споет Сурина и Чекалинского так, как Кришьянис Норвелис и Виеструс Янсонс -- голосами первачей? Изюмов так же легко, как в Скарпиа, преображается в циничного Томского. Молодой тенор Александр Антоненко так поет Германа, что вспоминаются Атлантов и Доминго: звенящий голос аккуратно и изысканно опевает все извилины тяжелейшей партии, сохраняя лирическую свежесть и запас сил. Откровением стала 26-летняя Кристине Ополайс -- Лиза. Ее нервная взвинченность электризует зал, она горит чувством, жар рвется из нее, заставляя выходить за рамки правильного вокала. Хрупкая Ополайс поет на грани вокального риска, как в последний раз. Веришь безоговорочно: она способна свершить невозможное, чтобы обладать Германом. Она так впечатывает в сознание каждую фразу, что ее Лиза запоминается навсегда.

Дирижер Нельсонс тоже читает партитуру как острую и жесткую любовную драму, мистика ощутима только в сцене смерти Графини. Трактовка свидетельствует о зрелости музыканта -- остается предвкушать, как с этим руководителем ЛНО пройдет новый четырехлетний этап: к 2009 году театр совместно с фестивалем в Бергене поставит тетралогию Вагнера «Кольцо нибелунга», выпуская по одной опере в год. Теперь ясно: у рижской оперы есть все шансы на успех.