В прошлую среду полпред президента России в Южном федеральном округе Дмитрий Козак побывал в Ингушетии. Он почти сразу умчался в Грозный разрешать очередную критическую ситуацию, сложившуюся на чечено-дагестанской границе в связи с
событиями в станице Бороздиновская. Но по дороге успел заметить, что, если кавказские народы и республики продолжат предъявлять друг к другу территориальные претензии, недалек тот час, когда весь Кавказ заполыхает. Между тем как раз там, где Дмитрий Козак начал свою очередную спасательную миссию, тлеет самый давний этнотерриториальный конфликт в новейшей истории России. Специальный корреспондент «Времени новостей» Иван СУХОВ попробовал на месте выяснить, насколько стабильна сейчас ситуация в самой Ингушетии, которая, как и соседняя Северная Осетия, уже почти 13 лет переживает последствия осетино-ингушского противостояния осенью 1992 года.
Виртуальный бунт
Весной этого года многие наблюдатели ждали, что в Ингушетии вот-вот случится революция вроде киевской или бишкекской, режим непопулярного президента Мурата Зязикова падет и Кремль будет вынужден искать ему замену. 30 апреля оппозиционеры обещали вывести на площади чуть ли не десятую часть населения (в Ингушетии живет около 400 тыс. человек). Они уверяли, что их молодежное крыло готово штурмом взять административные здания в Назрани и Магасе и этот мятежный порыв с трудом удается сдержать. Ингушетия -- приграничный исламский регион, зажатый между войной в Чечне и тлеющим конфликтом в Пригородном районе, на который к тому же год назад напали боевики. Понятно, что взрыв протеста в таком месте не добавил бы стабильности южной российской окраине.
Но взрыва не произошло. Три намеченных на март и апрель митинга провалились. Сейчас Назрань выглядит спокойной -- если, конечно, не считать ночных «адресных мероприятий». «Митинги уже надоели, -- говорит таксист Ибрагим. -- Я помню все эти митинги десять лет назад, ни к чему хорошему они не привели. Тогда про Пригородный много митинговали. А сейчас посмотри: где те, кто народ мутил, и где те, кто в Пригородном жил? Одни в богатых домах, другие -- в вагончиках в чистом поле».
«Большинство людей просто заняты своими делами, -- говорит сотрудник назрановского отделения правозащитного центра «Мемориал» Тимур Акиев. -- Их на самом деле не волнуют ни митинги, ни спецоперации, ни то, кто сейчас у власти. Все тихо. В моем родном Далаково, например, полный штиль. Даже если кого-то задерживают, люди успокаивают себя: раз задерживают, значит, за дело».
По мнению оппозиционеров, революция не состоялась не из-за миролюбивой апатии ингушей, а из-за их страха перед репрессиями. «Людям просто не дали приехать на митинг, -- говорит оппозиционный журналист Мурат Озиев. -- Милиция заворачивала их по дороге из сел. В день митинга, 30 апреля, площадь была плотно оцеплена милицией. А еще за две недели до митинга власти сами начали нагнетать истерику. Даже напечатали фальшивую листовку, будто митинговать собираются ваххабиты».
По официальной версии, митинг не был санкционирован. «30 апреля вообще никакого митинга не было, просто собрались несколько человек, -- рассказывает прокурор республики Махмуд-Али Калиматов. -- У нас из-за сложного соседства не всегда спокойно, и скопление людей в черте города нежелательно. Мало ли какая может быть провокация? Скопление людей -- это идеальное место для теракта». Не получив санкции, один из организаторов митинга, депутат ингушского парламента Мусса Оздоев, попытался перевести его в формат встречи с избирателями, но был задержан и в результате превратился в главного героя оппозиции. После двух дней в СИЗО он обнародовал данные об избиениях задержанных в ингушской милиции и пообещал до конца бороться против «антинародного режима». Но прокурор Калиматов не воспринимает его заявления всерьез: «По заявлению г-на Оздоева проведена прокурорская проверка. А никакого ареста не было бы, если бы он не устроил в милиции дебош и не разбил стулом окно».
Представители власти говорят, что Мусу Оздоева задержали лишь после того, как собравшиеся ответили отказом на вежливое предложение разойтись. Г-н Озиев утверждает, что задержание, напротив, произошло уже в тот момент, когда люди стали покидать площадь. Но и сам он признает, что изначально попасть на площадь пешком не составляло труда. Тем не менее на обещанный оппозиционерами 30-тысячный митинг пришло не более 50 человек.
Муса Оздоев единственный из ингушских парламентариев голосовал против переутверждения Мурата Зязикова на второй срок. Но бывшие коллеги не склонны считать его последовательным противником режима. Да и нынешние единомышленники помнят, что в 2002 году г-н Оздоев был одним из самых активных сотрудников избирательного штаба действующего президента. А затем восемь месяцев работал его помощником. Размолвка же, судя по всему, наступила после того, как президент отказался поддержать своего помощника на выборах в Госдуму России.
Наиболее загадочная оппозиционная фигура -- лидер молодежного движения Рустам Арчаков: с ним не встречались ни представители власти, ни правозащитники, ни сами оппозиционеры. «Мы слышали о нем, но не поддерживаем контактов», -- сказал «Времени новостей» другой оппозиционный депутат, Магомед-Сали Аушев. «Он действительно кажется виртуальным персонажем», -- улыбается «мемориалец» Тимур Акиев, которого трудно заподозрить в большой симпатии к нынешним властям.
На оппозиционном сайте, где время от времени публикуются заявления г-на Арчакова, есть счетчик подписей, собранных за отставку Мурата Зязикова. То ли счетчик не работает, то ли мало кто из ингушей пользуется Интернетом, но цифра 1029 остается неизменной уже как минимум два года. Виртуальная революция в Ингушетии вообще вышла явно более впечатляющей, чем реальная.
«Есть такие, кто только и ждет очередного миллиона, чтобы его сожрать»
Более последовательным оппозиционером можно считать другого депутата ингушского парламента -- Магомед-Сали Аушева, однофамильца и родственника первого президента республики Руслана Аушева. Он возглавляет ингушское отделение аушевской Партии мира. За переназначение Мурата Зязикова тоже не голосовал -- предпочел не приходить на заседание. «Мы с группой из 17 депутатов еще в начале года подготовили законопроект об изменении 67-й статьи Конституции -- насчет замены выборов президента на утверждение его парламентом, -- рассказывает г-н Аушев. -- Но в тот же законопроект мы включили параграф об административно-территориальном делении, то есть не могли не коснуться Пригородного района. Законопроект откладывали четыре с половиной месяца. А за день до переутверждения президента меня пригласили на внеочередное заседание, на котором выяснилось, что рассматриваться будет новый, совсем короткий законопроект об изменении 67-й статьи. Его приняли сразу в трех чтениях, на двух внеочередных заседаниях. И сразу же применили, хотя обычно законы вступают в силу через десять дней после официального опубликования». Магомед-Сали Аушев уверяет, что власть затратила огромные усилия на борьбу с его партией на выборах в местный парламент. В итоге у нее есть всего три из 34 мандатов, хотя Партия мира рассчитывала на половину -- бывший президент, по мнению депутата, сохраняет популярность в Ингушетии.
Сомневаться в этом трудно. Но «старорежимную» оппозицию при этом не считают конструктивной. «У Руслана были свои сильные и слабые стороны, -- рассказывает секретарь республиканского совбеза Башир Аушев, работавший при своем однофамильце министром внутренних дел Ингушетии, а после избрания Мурата Зязикова -- вице-премьером по силовым структурам. -- Но невозможно же без конца говорить, что новая администрация получила из его рук цветущую республику, а сама только и делает, что разваливает экономику и торжественно сдает здания, заложенные еще при них. Надо было сфотографировать эти заложенные здания -- там же один фундамент был!»
Сам Башир Аушев гордится тем, что держится вне политики, и позволяет себе одинаково критически высказываться и в отношении министров, и в отношении оппозиционеров. Он считает, что очень многое удается сделать благодаря хорошим отношениям Мурата Зязикова с Владимиром Путиным. «Но среди чиновников есть такие, кто только и ждет, когда Мурат добьется в Москве очередного миллиона, чтобы здесь его сожрать. Мурат даже по отношению к оппозиции слишком добрый человек. Все они забыли: Руслан и двух дней бы не стал терпеть того, что они говорят и делают. А у оппозиции кроме ругани должны быть какие-то серьезные предложения, иначе это просто болтовня».
"Ингуши продали Акхи-Юрт"
Многие ингушские чиновники полагают, что всплеск оппозиционных страстей был связан с переназначением президента. Но оппозиционеры теперь уверяют, что и в мыслях не имели добиваться отставки г-на Зязикова. «Мы понимаем, что, если он устраивает Путина, мы ничего не сможем сделать, -- говорит Мурат Озиев. -- Поэтому остается терпеть». Г-н Озиев считает, что тема отставки могла возникнуть на митингах стихийно. Но изначально люди собирались лишь требовать исполнения судебных решений по Пригородному району. «Пригородный район -- это единственный вопрос, по поводу которого народ действительно может подняться», -- констатирует г-н Озиев. Но сам же добавляет, что считает абсурдными попытки урегулировать эту проблему на митингах.
Напомним, инициатором первого несостоявшегося митинга в Ингушетии (28 марта) было движение «Акхи-Юрт», которое намеревалось требовать исполнения недавнего решения Назрановского суда о правомерности притязаний Ингушетии на Пригородный район Северной Осетии. «Вообще-то Акхи-Юрт -- это ингушское название селения Сунжа (Пригородный район Северной Осетии.
-- Ред.), -- рассказывает Башир Аушев. -- Их лидер, бывший директор Джейрахского заповедника Борис Арсамаков, не может не знать, что в 60-х годах прошлого века жившие там ингуши, по сути, продали свою землю осетинам. Может, это и легенда, но многие ее помнят. Так что Акхи-Юрт вряд ли может стать флагом народного движения».
Тем не менее старейшины Акхи-Юрта были единственными оппозиционерами, которых принял лично Мурат Зязиков. Тема Пригородного действительно настолько взрывоопасна, что ее обсуждение на улицах может привести к новой вспышке противостояния. Хотя взгляды на эту проблему у ингушской власти и ее внутренних оппонентов, в сущности, совпадают.
Ветераны черменских окраин
Стабильность в Пригородном районе можно измерять по поселку Майское. Вернее, не по самому поселку, в котором живут нормальные люди в домах со светом, газом и отоплением, а по городку беженцев, притулившемуся на его окраине. Здесь в вагончиках, от старости больше всего напоминающих свалку мусора, почти восемь лет живут 1500 этнических ингушей. Вообще-то в этих вагончиках они живут уже больше 12 лет -- просто раньше вагончики стояли в других местах Ингушетии, а потом республиканские власти решили переставить их на ничейную землю. Официально Майское относится к Северной Осетии, но пограничный пост после конфликта 1992 года стоит ближе к Владикавказу, в селении Чермен. Обе стороны из года в год имели прекрасную возможность спихивать ответственность за 1500 несчастных друг на друга, а сами обитатели поселка постепенно отвыкали от жизни в нормальных человеческих условиях. На фоне всех подписанных за последние годы соглашений о возвращении беженцев лагерь в Майском -- самое зримое свидетельство неизменно безнадежной ситуации вокруг Пригородного.
Очередной план мероприятий по урегулированию осетино-ингушского конфликта весной подготовило полпредство президента в Южном федеральном округе. Прежний президент Северной Осетии Александр Дзасохов подписывать его отказался. Новый глава Осетии Таймураз Мамсуров не исключает, что документ будет подписан, если окажется приемлемым для его республики. Тем временем полпредство с 17 мая фактически ввело его в действие, слегка изменив формат процедуры согласования. По этому плану конфликт должен быть окончательно урегулирован к концу 2006 года. Обойдется это примерно в 2 млрд руб. -- окончательная сумма станет ясна после очередного подсчета оставшихся беженцев. По словам ингушского вице-премьера по вопросам миграции Магомеда Мархиева, в 2005 году на эти цели пока выделено всего 172 млн -- и есть надежда, что до конца года выделят еще 100--130 млн. Менеджеры осетино-ингушского урегулирования надеются, что остальную сумму -- более 1,7 млрд руб. -- они получат в 2006 году.
Но жители Майского их оптимизма не разделяют. Весной, еще до появления плана Козака, стороны составили и подписали менее амбициозный план возвращения 50 ингушских семей из Ингушетии в Северную Осетию в течение апреля и мая. Первым в списке на апрель стоял ветеран Великой Отечественной войны Саадул Арсамаков, до конфликта живший в Чермене. Когда семья Арсамаковых попыталась переехать домой, осетинские милиционеры на Черменском посту отказались их пропустить.
Г-н Мархиев лично ездил в Чермен и выяснил, что дом Саадула стоит на самой окраине селения. Слева от него -- разрушенное ингушское подворье, справа -- дом его сына. Вместо соседей напротив -- чистое поле. Правее, через улицу, стоят дома осетин -- но их хозяева, по словам Магомеда Мархиева, не имеют ничего против возвращения старика. «Соседи -- это те, кто живет слева, справа, сзади и напротив. Какой смысл согласовывать заселение с людьми, которые живут на другом конце села? -- спрашивает г-н Мархиев. -- Сам дом Арсамакова поврежден, но жить в нем можно -- в нем и живет женщина, беженка из Южной Осетии. Она сказала, что готова съехать, если вернутся хозяева». Однако визит вице-премьера не помог: у дома Саадула мгновенно собрался десяток протестующих осетинских женщин. Они кричали: «Вам что, Беслана мало?»
На 9 Мая ветерана пригласили в Москву, и представитель полпредства пообещал ему, что с торжеств старик точно вернется на свое подворье. Но он и сейчас живет в лагере в Майском и уже не верит, что когда-нибудь вернется домой. Впрочем, «Времени новостей» удалось выяснить, что у проблемы Саадула Арсамакова есть и обратная сторона: в Чермене рассказывают, что кое-кто из близких родственников ветерана активно участвовал в кровопролитных событиях осени 1992 года.
По данным ингушского филиала правозащитного центра «Мемориал», из 50 обозначенных в списке семей в села Пригородного вернулись только восемь. Магомед Мархиев уверяет, что эти данные несколько устарели, и вернулись уже 30 из 50 семей.
Арифметическая погрешность
До Беслана, как выражаются ингушские политики, отношения с осетинами приближались к добрососедским. Беслан остановил сближение. До погромов, правда, дело не дошло. Ингуши полагают, что положение спасло вмешательство мобильного отряда внутренних войск МВД России, осетины же говорят, что после трагедии им просто было не до соседей. В любом случае ездить учиться, лечиться и работать в Осетию для ингушей снова стало затруднительно. Многие осетины, работавшие в Ингушетии, и ингуши, работавшие в Осетии, уволились или были уволены. Во Владикавказе и после ухода несговорчивого президента Дзасохова с нескрываемым скепсисом воспринимают усилия полпредства по ускорению возврата беженцев: «Этично было бы хотя бы дождаться годовщины Беслана».
«Мы миротворцы, -- говорит сотрудник ингушского «Мемориала» Тимур Акиев. -- Мы стараемся дружить с Комитетом женщин Беслана. Их горе огромно. Но нам не совсем понятно, какое отношение одна трагедия имеет к другой? Среди террористов в школе, в конце концов, были не только ингуши». Рана Беслана будет болеть еще не один год. Но и рана Пригородного далеко не затянулась.
Оценки ее глубины и болезненности у осетин и ингушей разные. Ингушский вице-премьер Магомед Мархиев пытается объяснить это расхождение во мнениях: «По нашим данным, с территории Пригородного района после событий 1992 года выехало около 60 тыс. человек. Но только 32 тыс. на тот момент имели прописку -- с начала 80-х годов существовало союзное постановление, которое запрещало прописывать на этой территории этнических ингушей, даже если они покупали там дома. Часть людей за прошедшие 13 лет уехали в другие регионы России или за границу. И около 12 тыс. реально вернулись в Пригородный. В Ингушетии в прошлом году прошел подворный обход -- беженцы ведь живут не только во временных городках. Вернуться хотят еще 18 834 человека, но перерегистрацию в качестве вынужденных переселенцев из них прошло только около 10 тыс. человек. Именно из этой цифры сейчас и исходит полпредство. Окончательные данные мы получим после идущего сейчас анкетирования».
В Северной Осетии недоумевают, зачем полпредству понадобилось заново заводить «бухгалтерию», которая ведется уже много лет. С осетинской точки зрения, в Северную Осетию вернулись уже почти все ингуши, покинувшие ее в 1992 году, и претендовать на возвращение могут еще примерно три-четыре тысячи человек. Эта цифра в свою очередь возмущает ингушей. «К югу от Владикавказа несколько лет назад создана так называемая водоохранная зона, в которой раньше было четыре села, на 90% населенных ингушами, -- говорит Магомед Мархиев. -- Сейчас из этой зоны отселили и осетин. Но до конфликта только в селах этой зоны жила тысяча ингушских семей. А средняя семья у ингушей -- семь человек. Нас, например, семь братьев и четыре сестры. Считайте сами».
Пока молчит центр
Помимо четырех сел водоохранной зоны есть еще как минимум шесть сел Пригородного, куда не могут вернуться все желающие. По закону администрация сел сама вправе решать, не грозит ли возвращение ингушей на их прежние подворья возобновлением межэтнических столкновений. К примеру, в средней части села Ир, куда хотели бы вернуться несколько десятков семей, в 1992 году шли жаркие бои, и пускать уехавших обратно там не хотят, боясь новой вспышки взаимной ненависти. Зато администрация выделила желающим землю за околицей. Но дома там не строятся: ингуши говорят, что они не могут ничего строить на земле другого ингушского рода.
Осетинская сторона полагает, что за спиной таких упертых ингушей стоят ингушские власти, для которых вечная проблема беженцев -- козырная карта в денежных спорах с Москвой. Ингушский вице-премьер Магомед Мархиев, напротив, считает, что если кто и не дает переселенцам вернуться, то это как раз осетинская сторона, которая боится из-за разницы демографического баланса де-факто потерять район. Поэтому специально делает вид, будто возвращение всех желающих ингушей создает угрозу повторения конфликта.
«Со стороны многие, наверное, думают: вот дураки ингуши, 13 лет лезут туда, куда их не пускают, говорит г-н Мархиев. -- И у меня была мысль сказать людям: все, 13 лет прошло, ничего не получается, расходитесь, давайте все начинать где-то заново. Но меня просто не поймут. У людей есть что-то святое. Они хотят вернуться к могилам своих предков. Даже в худшие времена на границе беженцы все равно возили своих мертвых на родовые кладбища».
Если федеральный центр видит панацею в скорейшем возвращении всех беженцев, то у сторон конфликта мнения совсем другие. Осетинская сторона не приветствует возвращения и хочет гарантий сохранности нынешней административной границы. Ингушская, напротив, границу хотела бы пересмотреть -- требование восстановления территориальной целостности даже включено в конституцию Ингушетии (ст. 11). Осетины апеллируют к Конституции России, по которой граница может быть передвинута только по обоюдному согласию сторон. В Осетии же референдум о передаче Пригородного района Ингушетии неизбежно провалится.
«Осетины просто знают, что можно настаивать на чем угодно, пока молчит федеральный центр, -- говорит Магомед Мархиев. -- Мы обратились к президенту России, чтобы он обратил внимание на проблему осетино-ингушской границы -- это корень всех проблем. Без этого мы не можем исполнить федеральный закон №131, требующий разметить границы муниципальных образований. Осетины, кстати, такое постановление уже приняли -- на прошлой неделе наш парламент попросил их отозвать его, пока не решен вопрос об административной границе между республиками. Это должен решить федеральный центр. Ведь если федеральный центр потребует, они, подняв руки, отдадут район. Они должны в конце концов понять, что нельзя вечно удерживать то, что тебе не принадлежит».
На самом деле пересмотр границы грозит новой войной: осетинская сторона никогда его не признает. Впрочем, некоторые умеренные политики в Ингушетии охотно беседуют на тему возможного объединения двух республик, при котором Пригородный район просто станет общим. Такой вариант укрупнения, судя по всему, куда более приемлем для Ингушетии, чем объединение с воюющей Чечней. Но пока этот шанс выглядит призрачным. Зато в Госдуме на рассмотрении находится законопроект, в котором предлагается просто закрепить административные границы в России по их состоянию на 1993 год.