Все еще впереди, в течение трех вечеров в БЗК с Большим симфоническим оркестром и дирижером Эри Класом будут играть претенденты на премии Рихтеровского конкурса (всего их шесть, общий премиальный фонд -- 93 тыс. долл.), а главное конкурсное событие уже состоялось. Воспользовавшись неординарным регламентом, согласно которому в конкурсе могли участвовать музыканты любого возраста от 23 лет и играть при этом почти ничем не ограниченную программу, в Москве с двумя сольными концертами (на первом и втором турах) выступил замечательный пианист с редчайшим качеством звука, свободой мысли, тонкой эмоциональностью и неповторимым отношением к партитурам 59-летний Вадим Сахаров. Когда-то москвич, потом парижанин, партнер Гидона Кремера и многих других выдающихся музыкантов Сахаров теперь преподает в Японии, немного тоскует и давно уже не выходил на сцену с сольными концертами. С третьего тура он снял себя сам, заблаговременно предупредив жюри о том, что не собирается никого ставить в сложное положение. После двух концертов вопиюще неконкурсного толка (с большими техническими потерями и поразительными музыкальными приобретениями, особенно во втором туре, когда публика стоя признавалась Сахарову в любви и благодарности за музыку, самоотдачу и едва ли не героизм) казалось, что ситуация действительно неоднозначная. Многие полагали, что Сахаров с его невероятно артистичной, одновременно благородной и пронзительной игрой, друзьями и партнерами в жюри и технической нестабильностью может занять чужое место. Другие считали, что лучше всего было бы дать ему первую премию, тогда идеология конкурса-фестиваля, претендующего на то, чтобы поставить музыку во главу угла, была бы полностью реализована. Очень немногие верили в то, что Сахаров просто загорелся возможностью вернуться в Москву, поиграть для местной публики, послать самому себе вызов и ответить на него максимально всерьез и изобретательно. Но он сделал именно то, что хотел, -- вернулся (не только в Москву, но и к сольной игре). И потом с поразительным достоинством и большой радостью отказался взаправду соревноваться с мощными конкурсными бойцами, коих внимательно слушал почти всех и коим искренне говорил о своем восхищении. Всем по очереди.

После программы второго тура с изящным шопеновским обрамлением, с красивой парой, составленной из Девятой сонаты Скрябина и «Вариаций на собственную тему» Моцарта, с замечательно исполненной «обязательной современной пьесой» («Музыкой для фортепиано» Франгиза Али-Заде) и конкурсным хитом -- Си-минорной сонатой Листа, сыгранной ради ее пылкого, нежного, сумрачного содержания и неожиданно щемящей прощальной интонации, а не ради ее пианистической пышности, можно сказать, что в каком-то смысле Рихтеровский конкурс уже состоялся. Дальнейшее -- скорее вопрос расклада. Из 13 человек, игравших на втором туре так, что общее впечатление об уровне конкурса вдруг изменилось (сначала казалось, что он невероятно высок, потом почему-то все как-то сникли), жюри выбрало шесть финалистов. Из них самые интересные -- иностранцы. Публике можно смело рекомендовать корейца с богатым европейским опытом, прозрачной, холодной, блестящей игрой и безупречными манерами Юнг Вук Йо, японца Макото Уэно с феноменальными пальцами, пылкими нервами и истовым пианизмом и грузинку мюнхенской выучки сумрачную Ани Такидзе. Русская часть финала выглядит не столь интригующе. По многим прогнозам на первую премию идет Эльдар Небольсин -- музыкант с хорошим вкусом, точеным стилем, округлыми интерпретациями и тенью какой-то странной искусственности под их комфортной оболочкой. На пятки ему наступают тихий Яков Кацнельсон, показавшийся на втором туре совсем уж смиренным, и феноменально органичный в своей очаровательной эстрадной бесхитростности, не меняющейся с возрастом, Вадим Руденко -- финалист последних двух Конкурсов Чайковского. Как намекали после объявления результатов второго тура некоторые члены жюри, однозначного претендента на победу пока еще нет. Так что от выступлений в финале, наверное, многое будет зависеть.