Пик славы живущего в Германии британца Тони Крэгга совпал с концом восьмидесятых, когда мастер получил престижнейшую в артмире художественную премию Тернера и представлял Британию на 43-й Венецианской биеннале. Сегодня это коммерчески успешный скульптор, продающийся в самых дорогих галереях Европы. В финансовых документах его имя встречается чаще, чем в каталогах принципиальных для современного художественного процесса выставках. В Москву, в Центральный Дом художника, работы Крэгга привезли коллекционер Владимир Добровольский и венский галерист Ханс Кнолль. Первый из них покупал Крэгга. Второй продавал, в том числе и на «Арт-Москве». Так что товарно-денежные амбиции в московском «деле Крэгга» играют далеко не последнюю роль.

Крэгг ненавидит слово «материализм», называя его «грязным словечком», и противопоставляет ему высокодуховное понятие «материал», которое восходит к латинскому mater, означающему мать. Но по иронии судьбы сегодня в «деле Крэгга» куда интереснее все, что связано с далекими от высокой поэзии «материала» реалиями экономическими и финансовыми, с материально-технической базой, с материализмом в самом циничном его понимании. Скульптуры художника просто неинтересны. На каждую он тратит сто пудов бронзы, или стали, или воска, или керамики, или экзотического дерева, или стекла. Тщетно пытается отформатировать инертную массу во что-то, как написано в пресс-релизе, «завораживающее»: «что-то космическое или, напротив, ползучий и страшный биологический микромир». Но одержать победу и победить инерцию материала не удается. И выходит конвульсия, агония пластицизма как такового. После созерцания немедленно хочется отказаться от общения со всяким формотворчеством и перейти на территорию чистого концептуализма. Все эти твердокаменные сопли и керамические всхлипывания были популярны в те же восьмидесятые у менее именитых (на мой взгляд, по причинам сугубо материалистическим) советских художников, оформлявших общественные пространства релаксации трудящихся (скверы, площадки, дворики в театрах). И в символе восьмидесятничества, Центральном Доме художника, выставка Крэгга смотрится просто родной. Стиль Крэгга не оригинален и потому, что многие формы как-то неуклюже цитатны по отношению к пластике первой половины двадцатого века, например, итальянских футуристов, ввинчивающих центрифугой в пространство людские профили.

Так что, извините подвиньтесь. Увлекаться этимологией не очень продуктивная для скульптора затея. А то ведь зритель может вспомнить другое однокоренное «материалу» словцо. От него отсекли все лишнее и оставили лишь три первых буквы.