Попытки зацементировать политическое поле, сделать невозможным проявление любой инициативы снизу неумолимо ведут к бездомной демократии. А бездомная демократия -- это демократия уличная, которую (и не без оснований!) так боятся власти после вереницы "цветных революций" на постсоветском пространстве.

Коммунисты и примкнувшая к ним "Родина" хотели провести всероссийский референдум. Суммарный рейтинг организаторов референдума, по официальным данным, вдвое меньше рейтинга "Единой России" и втрое -- рейтинга президента. Тем не менее Центральная избирательная комиссия, а затем и Верховный суд, куда обратилась с иском КПРФ, не дали им такой возможности.

В сущности, спор шел о том, что для нынешней политической конструкции дешевле и безопаснее -- обеспечить "нужные" результаты народного волеизъявления, если ответы россиян вдруг не устроят власть (к тому же обязательной юридической силы для Кремля по закону плебисцит все равно не имел бы), или погасить инициативу в зародыше. Выбрали второй вариант -- гасить на корню. Он действительно дешевле, ибо за референдумы платит госказна, а не инициаторы голосования. Дешевле, но едва ли безопаснее.

Ключевым из 17 вопросов референдума стало бы выяснение отношения россиян к знаменитому федеральному закону №122 о монетизации льгот. Были в списке, конечно, и другие "провокационные" вопросы -- о возвращении к прямым выборам губернаторов, например, или о возможности замораживания тарифов в ЖКХ (рост цен вообще и в коммунальном хозяйстве в частности, по всем социологическим опросам, является главной проблемой, беспокоящей население). Разумеется, вероятность того, что большинство пришедших на участки для голосования россиян сказали бы "нет" монетизации льгот, велика. Почти наверняка большинство высказалось бы за отмену реформы жилищно-коммунального хозяйства, но эта реформа все равно не идет, а тарифы повышаются.

Но главное, что сначала заставило ЦИК признать незаконными 15 из 17 вопросов референдума, а затем и Верховный суд согласиться с ЦИК, -- категорическое нежелание властей получить другой источник политических инициатив, кроме себя.

Вся политическая логика государства, которая описывается двумя идиоматическими выражениями, почти мантрами -- "управляемая демократия" и "укрепление вертикали власти", -- по сути, сводится к логике допроса: "вопросы здесь задаю я". Оно выступает в роли следователя: оно, и только оно решает, что именно спрашивать у людей и спрашивать ли вообще. Но в демократической стране отношения власти и общества в принципе не могут быть отношениями начальников и подчиненных. Может быть, это покажется странным для некоторых российских руководителей, но президент не является начальником "гражданина Пупкина". Скорее даже наоборот: это гражданин Пупкин выбирает себе президента, который должен защищать его, пупкинские интересы.

Последовательное желание блокировать все иные источники политической инициативы как раз и лишает общество естественных механизмов "выпускания пара" через легальные и мирные процедуры, толкая недовольных на банальные уличные протесты или глухой саботаж властных начинаний. И то и другое -- питательная среда для дестабилизации обстановки в стране.

В конечном счете укрепленная вертикаль власти -- это персонифицированная на самом верху ответственность за все происходящее в каждом доме, в жизни каждого гражданина. Именно поэтому референдум безопаснее погрома, а многопартийный парламент с реальной оппозицией, имеющей возможность публично выражать интересы недовольной части населения, безопаснее марионеточной машины исполнительной власти по штамповке ее законов. Именно поэтому не надо создавать Общественную палату из людей, непосредственно или опосредованно отобранных властью, как это делается в России.

Отказ левым в проведении референдума -- еще один шаг в сторону бездомной, уличной демократии. Самого взрывоопасного из всех видов общественного устройства, не считая откровенной тирании.