Студия называется «Лабиринто». Была основана в 1969 году как (цитата из манифеста) один из проектов «тотального обновления, связанного с политической культурой молодежных студенческих движений». Идеологом «Лабиринто» был практикующий ныне архитектор Паоло Мартеллотти. Распалась группа в 1979 году, на пике известности и международного признания. Сегодня внушительный архив «Лабиринто» выставляют в Московском музее архитектуры (главным меценатом дорогостоящего тура стала фирма «Керамос»).

Знакомство с «Лабиринто» заставляет задуматься над сходством и отличиями концептуальной архитектуры Италии и России последней трети XX века. Все мы прекрасно знаем, что сплотившихся в 80-х годах в противостоянии советской системе архитекторов величали «бумажниками». Выпущенный в середине 70-х первый сборник группы «Лабиринто» назывался «Бумажный город». В обоих случаях люди боролись за свободу творчества, и единственным дружественным им пространством оказывалось пространство пергаментного листа или кальки. Оно становилось сублимацией творческих дерзаний, амбиций, подвигов. Сублимацией самой жизни. Если играть в ассоциации и загадать слово «бумага», какие слова-подсказки придут на ум? Рисунок, чертеж, графика и непременно -- письмо, слово. Вот этой словоохотливостью, общительностью отличаются и итальянское, и российское «бумажное» проектирование. В обоих случаях вербальный контекст визуального образа оказывается принципиален для полноценного понимания «бумажного проекта».

Выставка студии «Лабиринто» в Москве позволяет понять, насколько все-таки отличными были механизмы этой вербализации, насколько разные тексты получались в итоге. Студия «Лабиринто» была увлечена неким глобальным письмом-посланием, сконструированным по законам интертекстуальности. Смотрим на работы участников «Лабиринто». Они все похожи и все будто материалы единого лабораторного опыта. Клеточки-клеточки -- ячейки -- шрифт -- алфавит -- семы. Палочки-полочки куда-то выдвигаются. Балкончики зависают над пустыней. Этажерки-абзацы -- отступы. Гиперболы, алогизмы. Из палочек-полочек мастерится такой ящичек-ловушка. Сеточки-клеточки сплетаются в силок. Ловушка ли, силок ли кидается в пространство. Оп! И оно в кармане. А что этим силком поймано -- ландшафт природный, старый город, супрематический объем раннего авангарда, -- не суть важно. Главное, что старый текст (историческая топография) звучит цитатой в новом лингвистическом лабиринте. Интертекстуальность проектов студии «Лабиринто» подтверждается даже названиями построек. Например, в 1977 году Пия Паскалино придумала и нарисовала «Промежуточное здание». Оно такое расслаивающееся многопролетным мостом в пространстве. Сквозь него все просвечивает и мерцает. Дом -- идеальная рама для созерцаний и медитаций. Вообще надо сказать, революционность «Лабиринто» совсем не в том, что они якобы вдохновлялись бунташными темами и образами русского авангарда, а в том, что они предугадали развитие гуманитарной культуры за десять лет вперед. Предугадали и постмодерн, и деконструкцию и отлично срифмовались с упаковывающими пространство «золотыми сетками» Доминика Перро.

Вот совсем не так было у нас. Уже в 80-х годах российские «бумажники» все еще находились под гипнозом романтического проекта (с долей условности его можно назвать модернистским). Принципиальными были экзистенциализм, меланхолия, обшарпанная фактура, руины, Пиранези, и по контрасту -- Малевич, летающие города, Леонидов и Чернихов. И, конечно же, всегда актуальна гордая фигура отринутого толпой, не понятого никем художника. Наша «бумажная» архитектура дешифровалась языком не научной, а художественной литературы, от готического романа до замятинского «Мы» и далее к Стругацким.

И романтизм российских «бумажников», и деконструкция лабиринтовцев сегодня одинаково обаятельны и дороги. Кстати, сейчас общего между ними куда больше, чем раньше. После распада «Лабиринто» Паоло Мартеллотти и Пия Паскалино создали студию «Лаборатория», которая занимается проектированием реальных зданий, а также реставрацией и оформлением больших выставок. При этом своему принципу интертекстуальности итальянцы не изменяют. Российские «бумажники» сегодня в большинстве своем тоже либо успешно проектируют общественные и частные сооружения, либо оформляют престижные выставки. И по мере сил остаются верны романтическим литературно-художественным грезам.