|
|
N°91, 26 мая 2005 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Поэт -- Кушнер
Новая национальная литературная премия обрела первого лауреата
Придешь домой, шурша плащом,/ Стирая дождь со щек/ Таинственна ли жизнь еще?/ Таинственна еще... Как мир качается -- держись!/ Уж не листву ль со щек/ Смахнуть решили, сделав жизнь/ Таинственней еще? Легко допускаю, что многие любители русской поэзии выбрали бы для зачина похвального слова Александру Кушнеру другие его строки. За сорок с лишком лет («Первые впечатления» -- так называлась первая книга поэта -- пришли к читателю в 1962 году) Кушнер написал столько стихов, сразу и навсегда ложащихся в душу и память, что один их перечень занял бы изрядную часть газетной страницы. Вмести с ним мы шли «Ночным дозором» (1966), наблюдали «Приметы» (1969), вникали в «Письмо» (1974), вслушивались в «Прямую речь» (1975), распознавали неповторимый «Голос» (1978), подчинялись ворожбе «Таврического сада» (1984), смотрели «Дневные сны» (1986), вглядывались в «Живую изгородь» (1988), внимали «Ночной музыке» (1991), гостили «На сумрачной звезде» (1994), постигали тайну «Кустарника» (2002)... Это чудо, что все расцвели,/ Все воспрянули разом, воскресли,/ Отогрелись и встали с земли,/ Улыбнулись друг другу все вместе,/ И в душе ни обиды, ни зла,/ Ни отчаянья не затаили:/ Смерть была, но, как видишь, прошла./ Видишь: Лазаря нету в могиле.
Стихи эти открывают первый номер «Звезды» за 2005 год. Сегодняшний Кушнер верит в чудо жизни не меньше, чем в пору «смущающего» и «томящего» «первого впечатления». Он сберег и преумножил то неповторимое сочетание нежности и стоицизма, душевной легкости и печальной недоверчивости к соблазнам, тяги к вещному миру и музыкального порыва вверх, скрытого трагизма и детской радости, вовлеченности в мировую культуру и глубокой верности отечеству, что строило его лучшие стихи несколько эпох назад и строит их сейчас. Он сберег и преумножил главное -- верность любви, благодарности и поэзии. Он -- Поэт.
И потому законно стал лауреатом национальной литературной премии «Поэт» (учреждена Обществом поощрения русской поэзии, спонсируется РАО «ЕЭС России»). Бессмысленно спорить о том, непременно ли именно Кушнер должен был первым удостоиться этой награды. Предложите, сняв хронологические ограничения, любой мало-мальски сведущей в стихотворстве компании назвать второго русского поэта (кто первый -- все знают) -- вы получите минимум около двух десятков кандидатур (от создателя «Слова о полку Игореве» до Бродского) и нескончаемый спор, всякое разрешение которого окажется условным компромиссом и удручит всех, кто всерьез поддастся на провокацию. Правда в том, что Державин и Жуковский, Баратынский и Тютчев, Лермонтов и Некрасов, Фет и Анненский, Блок и Ходасевич, Мандельштам и Пастернак, Цветаева и Ахматова, Маяковский и Есенин (простите, кого не назвал) могут страстно (до ненависти) оспаривать друг друга (у позднего Кушнера есть на сей счет чудесные стихи -- «Что сказал Микеланджело о Рафаэле...»), могут вызывать у того или иного читателя личное отторжение, могут вдруг поражать нас своими «оплошностями» (об этом Кушнер сказал в «Наших поэтах», вершащихся светоносной освобождающей кодой: Какое счастье -- даже панорама/ Их недостатков, выстроенных в ряд!), но не могут друг друга заменить или отменить. Так и в нашем случае: важно не то, что Кушнер -- первый лауреат, а то, что Кушнер -- поэт. Без кавычек.
И блестяще этот факт подтверждает агрессивное неприятие поэзии Кушнера, что, -- конечно, наряду с преданной любовью многих и многих -- грохот которого слышится от давнего Кушнерова дебюта до сегодняшних торжеств (и вряд ли после них затихнет). Причем нападали на Кушнера не только те критики, которых он удачно нарек «шелковыми», и патентованные собакевичи, но и люди, чей вкус и разум в иных случаях сомнений не вызывали. «Литературная злость» (Мандельштам) -- неотъемлемая часть живой словесности, а вызвать ее может только большой писатель. Посредственность никого всерьез никогда не волнует. Кто из литературных соседей Кушнера -- мастеров, чьим тщанием составилась истинная поэзия второй половины ХХ века, избежал прижизненной (да и посмертной) хулы? Арсений Тарковский? Семен Липкин? Борис Слуцкий? Давид Самойлов? Александр Галич? Булат Окуджава? Владимир Высоцкий? Николай Рубцов? Владимир Корнилов? Иосиф Бродский? Генрих Сапгир? Юрий Кузнецов? Виктор Кривулин?.. (Отвлекаюсь от личных пристрастий, а называю лишь ушедших, дабы не бередить раны тех, кто сегодня, к счастью, здравствует.) То-то же...
Споры -- спорами, вкусы -- вкусами, но надо же понимать, что мы в долгу перед нашими поэтами. И что естественно радоваться, когда поэт получает свой лавровый венец не в Элизии или на чужбине, а на родной земле. Тем более, если цена славы ему давным-давно ведома.
Танцует тот, кто не танцует,/ Ножом по рюмочке стучит./ Гарцует тот, кто не гарцует,/ С трибуны машет и кричит. // А кто танцует в самом деле/ И кто гарцует на коне,/ Тем эти пляски надоели,/ А эти лошади -- вдвойне.
Андрей НЕМЗЕР