Когда политическая жизнь в стране жестко контролируется верховной властью, эта жизнь становится не только виртуальной, но и ритуальной. Действия местных властей превращаются в обряды верноподданничества, демонстрацию квазидействий по укреплению властной вертикали.

Яркий пример такого совершенно бессмысленного с практической точки зрения обряда явила нам Северная Осетия. Презрев выходной, республиканский парламент в субботу в третьем чтении единогласно принял законопроект, согласно которому начальник региона будет называться не президентом, а главой Республики Северная Осетия-Алания.

"Президент в стране должен быть один, десятки президентов в одном государстве -- это политико-правовой нонсенс", -- так объяснял депутатам (которые, разумеется, по классической традиции восточного парламентаризма и не собирались спорить) необходимость отказа от президентства спикер североосетинского парламента Таймураз Мансуров. И был неправ. Потому что осетинский парламент поступил ровно как герой знаменитой песенки Леонида Утесова, который перед началом исполнения гордо заявлял: "Я не кучер, я водитель кобылы".

Для России содержательной проблемой, или, как выразился осетинский спикер, политико-правовым нонсенсом, является сама структура ее государственности, а не количество президентов и вообще не названия должностей региональных начальников. На ученом языке структура российской государственности называется несимметричной федерацией. Нигде в мире нет ситуации, при которой в федеративном государстве разные регионы страны имели бы принципиально разные конституционные статусы. В Германии все регионы называются землями, в США -- штатами, в России же до сих пор есть республики, области, автономные области и автономные округа. При этом, несмотря на предпринятую путинской администрацией тотальную зачистку регионального законодательства, у Республики Татарстан прав все равно больше, чем, скажем, у Тамбовской области.

Такое положение вещей входит в противоречие не только с содержанием федеративного государственного устройства, но и с практической политикой Кремля по строительству этой самой властной вертикали. Теперь все главы регионов -- губернаторы, президенты, ханы, халифы -- фактически назначаются Кремлем. Этот факт, равно как политика Москвы в области межбюджетных отношений, направленная на концентрацию финансовых ресурсов в федеральной казне и уже потом их перераспределение по регионам, как раз уничтожает принципы федерализма. А по Конституции, которую собирались было переписывать, да так и не собрались, Россия по-прежнему остается несимметричной федерацией.

В такой ситуации содержательным решением парламента Северной Осетии стало бы не переименование президента в главу республики, а переименование республики в Северо-Осетинскую область. Ведь совершенно очевидно, что реальные полномочия глав регионов определяются отнюдь не тем, называются они президентами или как-то иначе. Сейчас они определяются Кремлем, а в идеале должны определяться законом.

Вышесказанное относится и к посту президента России. В этом случае дело тоже не в названии должности, а в реальных конституционных полномочиях и методах их реализации. Поэтому в России может быть хоть 20 президентов, хоть ни одного -- суть от этого не изменится.

Но в любом случае парламент Северной Осетии своим отвечающим духу времени поступком заставил обратить внимание на ключевые проблемы российской государственности. Государственное устройство России слишком громоздко и усложнено, при этом ее многонациональность и многоконфессиональность заставляют крайне осторожно подходить к другому весьма модному нынче политическому процессу -- укрупнению регионов.

Не то беда, что в президентской республике слишком много президентов, а то беда, что слишком много государств в государстве.