На закрытии Дней Баварии московский бомонд во главе с Юрием Лужковым познакомился с весьма любопытным коллективом. Бамбергскому симфоническому оркестру в немецком оркестровом сообществе отведена роль второго плана. Даже в отдельно взятой земле Бавария у него как минимум два серьезных конкурента -- Мюнхенский филармонический оркестр под управлением Джеймса Ливайна и Симфонический оркестр Баварского радио, ведомый Лорином Маазелем. А что уж говорить обо всей Германии! Однако печалиться о судьбе «униженных и оскорбленных» бамбергцев не стоит -- пусть их удельный вес не так велик, это не мешает иметь насыщенный репертуар и хорошую репутацию. В Москве оправдать доброе имя оркестру предстояло в спартанских условиях -- зал церковных соборов в храме Христа Спасителя не милостив к классической музыке. В огромных мраморных хоромах, устланных мягким ковром, звук тает, едва зародившись. Это компенсирует неплохая подзвучка, благодаря которой искусство и попадает в массы. Но идея кого-то из отцов города заменить этим мраморным исполином Большой зал Консерватории, что закрывается следующим летом на ремонт, приводит в содрогание.

Баварцы вышли из трудной ситуации с честью -- даже с микрофоном, имеющим свойство обнаруживать любую фальшивую ноту, они звучали чисто и аккуратно, показав завидное ощущение ансамбля, страхующее и от разноголосицы с солистом, и от не вместе взятого последнего аккорда. Юношеский дивертисмент Моцарта (единственный «сольный» номер оркестра) был выстроен дирижером Кристофом Поппеном филигранно от первой до последней ноты. В остальное же время оркестр выступал аккомпаниатором. Из пестрой программы (от почтенной классики до жгучей современности) выпадал лишь Концерт для трубы Василия Лобанова, российского пианиста и композитора, ныне проживающего в Мюнхене. Как ни хорош был трубач Маркус Штокхаузен (сын патриарха немецкой композиторской школы Карлхайнца Штокхаузена), лобановский опус для столь официального мероприятия оказался больно радикальным. Неприглядная реальность сегодняшней академической музыки с ее обжигающими слух диссонансами оставила публику в недоумении. Сам Лобанов солировал в Первом фортепианном концерте Шостаковича, исполненном под занавес, -- ничто в этом импозантном человеке, любящем пофилософствовать за инструментом, не напоминало автора отзвучавших ночных кошмаров. Но грамотно сыгранный Шостакович не смог изменить ход событий -- симпатии публики с первых минут концерта были отданы двенадцатилетней скрипачке Веронике Эберле, открывшей вечер Концертом для скрипки и струнного оркестра Мендельсона. Темпераментная, по-юношески чуть угловатая манера игры Эберле идеально подошла к столь же нескладному, но невероятно талантливому опусу Мендельсона, кстати, тоже двенадцатилетнего. Когда в живописной второй части полилась блаженная скрипичная мелодия, а зал отер слезу, стало ясно, что вечер в баварских тонах удался на славу.