Империя СМИ предлагает нам свой синопсис военной темы. Минимум рефлексии. Максимум почти языческой фетишизации милитаристской атрибутики, пробуждающей удовольствие, гордость, тщеславие, -- все, что романтизирует и оправдывает войну. Учитывая количество погибших по вине двух мерзавцев (немецкого и русского) в годы второй мировой людей, из уважения к этим погибшим праздник Победы достойно бы сделать самым тихим праздником, днем памяти. Но это идет вразрез с господствующим медиальным сознанием.

Собственно, о жутком и неизбежном в обществе потребления милитаристском пиаре мудрейшая пацифистская выставка знающего войну в лицо, а не по телику уроженца Грозного Алексея Каллимы.

Входим в зал. Белые стены. В углу висят вырезки из газет с фотографиями. Встреча Путина с Шираком. Седой ветеран в орденах. Две милые белокурые девушки. На другой стене висит винтовка. Под ней стоит пара сапог. На третьей стене -- купленный в канцтоварах пластмассовый желтый угольник. Экспозиция называется «19.45». Именно в это время в день вернисажа художник погасил в зале свет, и зрители собственными глазами засвидетельствовали, что экспозиция в С'АРТ -- самый настоящий оборотень.

Комната погружается во мрак. Мерцают лишь ультрафиолетовые колбочки. А на стенах проступают невидимые при обычном свете картинки. Присмотревшись внимательнее к тускло светящимся флуоресцентной краской росписям, начинаешь понимать, что находишься ты внутри деревенского дома, в дальнем конце обозначился стройный силуэт породистой собаки, такой, как в картинках древних бестиариев. Из предполагаемого коридора видно сразу несколько комнат с окнами. У одного окна спит дед. В другое тычется коровья морда, за ней -- лунный пейзаж. На подоконнике лежат очки и книжка Тамоши «Как чувство прекрасного превращается в чувство классовой несправедливости». Соседний, светящийся лунным светом проем оказывается приоткрытой дверью. В саду видна машина «Жигули» и исчезающий за дверным косяком силуэт мужчины (хозяина дома?). Напротив все то же ружье (единственное видимое и в темноте, и при свете). Наконец, другой световой проем оказывается верандой на открытом воздухе. За столом девочка Малика (по словам Алексея Каллимы, главная героиня его художественной эпопеи, она живет в его сознании, она -- его alter ego). Малика в отчаянии и ярости. Летят в воздух чашка с блюдцем. Краски, кисти, тот самый канцелярский желтенький угольник. Своей точной и тревожной флуоресцентной живописью с ее крадущимися тенями и мерцающей во мраке серебряной пудрой Каллима здорово наэлектризовал пространство галерейного зала. До безотчетного страха. До истерики. Подходим к фотографиям на стене. Они тоже оборотни. Там, где Путин с Шираком, -- два обнимающихся бородатых чеченца в тяжелых шапках. Ветеран стал «дедом Ахмадом».

Две массмедийных пропаганды предъявил нам Каллима: дневную и ночную. Дневная -- с официальными лицами, охраняющая и хранящая, победная. Ночная -- с образами врагов, живущими в массмедиа на правах голливудских монстров -- «чужих», всегда прячущихся, скрывающихся. Таящихся под покровом ночи. Ночные антигерои необходимы симулятивной машине общества потребления так же, как и дневные «защитники Отечества». И те и другие обеспечивают отлаженную работу конвейера по производству массмедийных мифов. Но Каллима разоблачил мнимую правильность такого миропорядка легко и просто: и среди дневных героев, и среди ночных присутствует портрет человека с орденами, ветерана второй мировой войны. В первом случае это русский ветеран, во втором -- чеченец, «дед Ахмад».

Когда-то оба ветерана воевали вместе, и победа у них была одна. Но возведенный империей массовых коммуникаций алтарь Отечества требует все новых жертв. В том числе среди живущих (живших) в Чечне потомков вчерашних победителей. Из них вопреки общей истории и памяти и состряпали образ врага. Для пиара победы нон-стоп.