В калягинском театре Et cetera пьесу «Смерть Тарелкина» (см. «ВН» от 4 апреля) поставил Оскарас Коршуновас; почти одновременно спектакль по «Смерти Тарелкина» на Малой сцене Театра имени Ермоловой выпустил Алексей Левинский. Ожидается, как я знаю, еще пара премьер. В театре, самом чутком из искусств, такое бывает часто: талантливые и непохожие друг на друга люди почему-то вдруг хватаются за одну и ту же пьесу. Московская публика должна помнить, как Петер Штайн и Роберт Стуруа синхронно ставили «Гамлета» (первый -- с Евгением Мироновым; второй -- с Константином Райкиным); как МХТ и Ленком выпускали «Последнюю жертву», и Марк Захаров отложил премьеру совершенно готового спектакля на начало следующего сезона. К подобным совпадениям не стоит относиться легкомысленно: если чуткие люди нащупали тему, она почти всегда оказывается важной.

Тему «Смерти Тарелкина» можно обозначить очень просто (пьеса трудна для режиссеров, но не сложна для читателей и публики): автор объявляет, что всем, кроме него, пришел полный этот самый, на букву «п» начинается, на букву «ц» кончается; сидите и готовьтесь, а я пошел умирать как-нибудь более прилично. Речь идет не об упадке и разрушении, а именно об этом, на букву «п». Распад морали приводит к распаду логики; далее начинается распад души -- и тут Сухово-Кобылин берется за перо.

Левинский не первым догадался, что стилистически «Смерть Тарелкина» тяготеет к старому русскому раешнику (совершенно не принимая, однако, его добротной морали), что персонажи пьесы лишь отчасти являются людьми. Это, в основном куклы и пугала, настаивающие на своей человечности и оттого бездарные вдвойне. Заметим: бездарность не мешает им быть непобедимыми. Это нежить в самом вечном смысле слова. Жизненная беда, если верить Сухово-Кобылину, состоит не в том, что очередной «вуйдалак, упырь, мцырь» управляет околотком или страной; несчастье в том, что у нечисти есть своя честь -- хозяйство будет передаваться только из одряхлевших когтистых лап в соответствующие лапы. Это ясно; заслуга Левинского в том, что он придумал цепочку превосходных сценических решений и сумел убедить актеров: сейчас вам придется очень многое делать неправильно, натура будет сопротивляться. Не беспокойтесь, доверьтесь: в итоге все получится так, как надо.

Как ни странно, почти все получилось. Левинский поставил, я думаю, свой лучший спектакль за последние десять--пятнадцать лет. Актерам Андрею Калашникову (Тарелкин), Сергею Власенко (Расплюев), Александру Ковалеву (Варравин), Валерию Зотову (дворник Пахомов), Лидии Шубиной (безымянная Жена дворника) -- ну то есть всем-всем-всем (не целиком же переписывать программку!) -- выпал счастливый билет: они поняли принцип игры, вошли во вкус работы и сделали вещь, которой можно гордиться. «Смерть Тарелкина» на Малой сцене Ермоловского театра -- умный, ладный, изящный и для тех, кто понимает, довольно-таки страшный спектакль.

Начинается он с песни обшмыганного, но свое дело знающего квартета (гитара, аккордеон, бубен, маракасы): Граждане, послушайте меня. / Гоп со смыком -- это буду я и т.д.: по ходу дела нам споют и «Бублички», и «Кирпичики» (Кажду ноченьку, ох, мы встречалися/ Где кирпич образует проход), и еще несколько песен того же отвратно-народного происхождения. Я отнюдь не стремлюсь в русофобы, но четко ощущаю разницу между настоящей народной песней и всякими «Кирпичиками» -- точно так же, как разницу между песнями Высоцкого и той лапшой, которую вешает на слушателей «Радио Шансон». То, что поется в ермоловской «Смерти Тарелкина» -- это песни разложившегося, сгнившего народа. Вполне понятно, почему Левинский нашпиговывает ими театральное действие, в котором с самого начала присутствует фальшивый, но натурально воняющий труп -- гроб, который Тарелкин с придурковатой сообщницей Маврушей (Надежда Борисова) набивают тухлой рыбой. Вполне понятно, почему Левинский с художником Виктором Архиповым сооружают на сцене некое подобие кукольной ширмы (материалом служат обшарпанные серые скамейки). На авансцене персонажи Сухово-Кобылина выглядят почти что людьми, а как забегут за ширму, как высунутся из-за нее по пояс, сразу видно: какие тут, к черту, люди -- сплошь полишинели проклятые! Речь идет о жизни, которая хуже смерти: ее и «жизнью»-то называть неприлично.

Данс макабр, а то еще что же: Левинский тщательно и блестяще выполняет авторские задания. В театре остается все меньше людей, чувствующих музыку детали; Левинский -- мастер обертонов и лессировок. Бывало, дар переставал ему подчиняться; увлеченное коллекционирование странностей и подробностей мешало построить спектакль. В «Смерти Тарелкина» все выдумки чудесным образом пришлись к делу: и калоши с толстыми шерстяными носками (их носят все персонажи мужского пола), и малиновый, по-пионерски завязанный галстук полицейской стенографистки, и надпись Warravin над левым нагрудным карманом камуфляжной куртки генерала -- почему-то кажется, что все так и надо, все в тему.

Едва ли не единственное, что Левинский придумал по-своему, -- это роль Кандида Тарелкина. Я не уверен, что лицо и актерская манера Андрея Калашникова известны многим. Чтобы вообразить себе этого артиста в роли Тарелкина, нужно как-то соединить в уме черты Сергея Маковецкого с чертами молодого (времен «Адъютанта его превосходительства») Виктора Павлова. Получится невероятное, отвратительно-обаятельное, слегка рыхловатое и все время бликующее существо. Разумеется, мошенник, но -- единственный относительно нормальный человек в мире бесноватых. Роль понята и сыграна замечательно; к сожалению, те времена, когда блестящая театральная работа сразу же после премьеры делала человека знаменитым, канули в Лету. Впрочем, о чем жалеть: все там будем.