Союз театральных деятелей к концу прошлого года развил бурную деятельность, суть которой его председатель Александр Калягин сформулировал так: СТД выступает за реформы, но изначально проект нового закона, подготовленный Минэкономразвития (называется он "пакет законопроектов, направленных на разнообразие организационно-правовых форм организаций социальной сферы" -- о великий русский язык, как же он беден, когда дело доходит до юридических терминов!), так вот этот проект "не соответствовал разумным реформам". Добившись после выступлений в печати и собраний, переходящих в митинги, внимания правительства и президента, группа уполномоченных театральных деятелей встретилась с Владимиром Путиным и Германом Грефом, и на этой встрече было принято решение учесть просьбы театральной общественности. Трехчасовой разговор произвел на Калягина "самое позитивное впечатление". Оказывается, никто "давить театр не собирался -- было непонимание театральной специфики". Затем было образовано что-то вроде согласительной комиссии, после ряда совещаний компромисс был найден, и авторы проекта смогли изменить его так, что теперь Александр Калягин благодарит министра Грефа тепло и искренне.

Чего же добились представители общественной организации от правительственных чиновников?

Оказывается, по закону все театры, а также музеи и прочие культурные учреждения до сего дня оставались казенными, то есть бюджетными, и в принципе не имели права зарабатывать деньги и заработанное себе оставлять. Но на время переходного периода, в котором наша экономика существует последние пятнадцать лет, было сделано послабление, и дополнительным распоряжением --как бы не вполне законно -- театрам и прочим учреждениям культуры разрешили заработанные деньги оставлять себе на прокорм. У каждого учреждения было два счета -- бюджетный, куда поступали деньги по смете на оплату зданий, коммунальных расходов, зарплату, и внебюджетный, где аккумулировались те средства, которые учреждения зарабатывали сами (продажей билетов, сдачей помещений в аренду и т.д.) Как и все, что не имеет продуманной формы, это разрешение использовалось как во благо, так и во вред (этот вред в сущности тоже благо, но субъективное, благо частного человека, который мог часть доходов класть себе в карман). Для упорядочения этой неразберихи и пресечения злоупотреблений (а вовсе не для того, чтобы задушить всю культуру, как многие подумали) и предложили чиновники расширить формы бытования театров (в числе прочих учреждений социальной сферы), добавив к уже существующей прежде жесткой, но ныне расшатанной форме бюджетных учреждений возможность перейти в режим автономии. И думали этим облегчить положение учреждений, разрешив им самим распоряжаться средствами, которые они получат, оказывая населению платные услуги. Тем же, кто платными услугами не проживет, лучше оставаться под сенью государства и, жертвуя самостоятельностью, обеспечить себе надежный кусок хлеба.

А чтобы тем, кто предпочтет самостоятельность, помочь, придумали наблюдательные советы, куда должны были бы войти представители городского руководства, бизнесмены и прочие деловые люди, которые бы следили за правильностью поведения подопечных.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги -- театральная общественность увидела в попечителях не благодетелей, а надсмотрщиков, а в предложении самостоятельности -- насмешку, так как ни один репертуарный театр (музей, филармония), сколько бы он ни старался, не может прожить на собственные средства, даже если ему в управление передают все его прежнее имущество, а ведь и этого проект закона ему не обещал.

После этого -- краткого и схематичного описания -- перейдем к тому, на чем сердце вроде как успокоилось.

Главной победой стало внесение в Федеральный закон о культуре новой статьи, которая описывает «особенности структуры, компетенции, порядок формирования и порядок деятельности органов управления организаций культуры». А именно -- согласно этой статье учредитель ОБЯЗАН финансировать не только бюджетное учреждение (далее БУ), но гарантировать выполнение заданий автономным учреждением -- далее АУ (а переводя на русский язык, оплачивать содержание здания, зарплату, постановочные расходы и т.д. для театров и сохранение, пополнение музейного фонда и недвижимых объектов культурного наследия). Таким образом, даже музеям становится выгодным становиться АУ -- тогда и бюджетное финансирование будет сохранено (в форме субвенций и субсидий), и дополнительно заработанными средствами можно распоряжаться свободно.

А еще согласно новой статье выбравший статус АУ театр вовсе не обязан иметь попечительский, наблюдательный или какой бы там ни было совет, как предусмотрено было в законе об АУ -- если театру такой совет понадобиться, он его создаст, а нет -- роль совета будет исполнять учредитель.

К тому же в течение двух лет театр сам будет решать, какую форму существования -- АУ или БУ -- ему выгоднее принять, а спустя два года это решение будет принимать учредитель.

Что остается проблемой, так это положение с БУ -- с 2006 года все заработанные ими деньги будут уходить в бюджет, с немедленным изъятием оттуда равной доли казенных денег (бюджетозамещение). Иными словами, сколько бы такой театр ни получил незапланированной прибыли, его бюджет не станет больше ни на копейку -- что положено, то тратьте, а все лишнее уйдет в казначейство. Театральным деятелям такое положение совсем не нравится, и Александр Калягин пишет Герману Грефу: "Средства, которые театр сам зарабатывает, должны поступать в его распоряжение независимо от его организационно-правовой формы. Для автономных учреждений это предусмотрено законом. Как бы это право сохранить и за театрами, которые захотят остаться бюджетными учреждениями?"

Но на это нет ответа у Минэкономразвития, это вопрос к Министерству финансов. А милейшая и терпеливейшая Ольга Маркова, представитель департамента стратегии социально-экономических реформ, вообще не поняла суть проблемы, по-дилетантски сформулированной вашим корреспондентом. По ее убеждению, во всем мире бюджетные учреждения работают строго по смете. Другое дело, и об этом мы не стали говорить с г-жой Марковой, во всем мире театры не являются бюджетными учреждениями социальной сферы.

При таких условиях, конечно, все театры, кроме самых маленьких и бедных, выберут себе форму АУ, раз теперь им это не грозит отключением от госфинансирования. Тут, впрочем, нужно сделать весьма существенное отступление. Все вышеизложенное -- проект закона, который еще должен пройти через правительство и через Думу. И Александра Калягина очень беспокоит, как именно это прохождение скажется на столь благоприятно отредактированном общими усилиями проекте. А вдруг думцы не захотят принимать нужные поправки и, к примеру, обяжут театры иметь наблюдательные советы по вопросам охраны общественной нравственности, а заодно -- ради пущей сохранности -- лишат театры и музеи права на самостоятельные заработки. Вполне может быть.

Но, допустим, в верхних эшелонах власти все пройдет как по маслу, закон будет принят и утвержден в том виде, в каком подготовлен. И что ждет тогда театры?

Те, что остались БУ, понятно -- им придется получать и, главное, расходовать деньги строго по смете, написано -- на мягкие декорации, значит, делайте спектакль в сукнах, как в Первой студии МХТ, и не думайте про конструктивизм в духе Мейерхольда, а зарплату получайте не выше положенного соцработнику, потому что не из чего добавки делать. Кстати, некоторые театры получали президентские гранты, которые шли на зарплату. Что, после принятия закона БУ их давать не будут?

Нет, надо становиться автономным. Потому что это гораздо лучше, чем сегодняшнее положение дел, которое хорошо лишь тем, что привычно. А привычнее всего в России -- идти в обход законов, потому что они неудобные, а жить надо. И честный ты человек или нет -- твое дело, а закон ты нарушишь. Потому что в законе строго расписано, на что ты можешь деньги потратить, а на что нет, но раз очень надо, то всегда можно оформить фальшивый договор -- ты исходящий реквизит купил, а оформил как услугу... Или тебе как руководителю театра дали денег на постановку, а ты купил на них кондиционер, то есть имущество, или даже -- ужас -- оплатил ими аренду зала, если у тебя нет своего помещения. Но раз уж ты эту фальшивую ведомость оформил, то кто проверит, сколько и куда ты потратил, все равно ведь туфта. Но это уже не к ведомству Грефа, а к Министерству финансов, это там такое придумали и утвердили.

Грефовцы как раз стараются вывести из-под такого бессмысленного давления. И руководитель театра, ставшего АУ, получит не сметное финансирование, а некую, заранее с учредителем согласованную сумму в форме субвенций или субсидий, а также выручку с билетов, буклетов и прочей коммерческой профильной деятельности (а сдавать помещения в непрофильную аренду запретят?) и совершенно свободно ее потратит.

Это счастье, которое хотят подарить театрам нынешние чиновники. Впрочем, руководители театров про это еще и не знают, во всяком случае, когда я им звонила, чтобы попросить комментарий к поправкам, приходилось самой же все объяснять. И вы знаете, меня тут же спрашивали: а зачем им (чиновникам) это надо? Объясняю, что для вашего, дескать, удобства, чтобы вам было хорошо. Не верят.

Но соглашаются, что если бы было именно так, как я говорю, то есть сохранили бы и финансирование из бюджета, и собственные средства да еще добавили бы свободу распоряжения, то лучшего и желать не надо. На самом деле, считает один из разработчиков поправок, доктор искусствоведения, профессор Елена Левшина, при всех плюсах у новых предложений есть один не учитываемый пока минус. Столкновение с хозяйственной свободой, по ее мнению, приведет к психологическому шоку. Когда руководитель театра столкнется с проблемой, повысить зарплату двадцати нужным работникам или по-прежнему содержать штатных сто двадцать, справится ли он с психологическим давлением? Сейчас на упрек в маленькой зарплате он свалит все на государство, а тогда? В сущности, ему никто не помешает и все деньги потратить на что-нибудь полезное лично для себя -- купить, например, дорогой автомобиль или устроить роскошный прием по случаю премьеры с приглашением нужных людей, многое можно придумать. И кто, кроме собственной совести, с него спросит? Учредитель ему скажет: у вас на спектакли люди не ходят, а он в ответ -- искусство наше экспериментальное, не всякому по зубам.

Тут и возникает вопрос, возможно, самый главный. Чем следить за профильным использованием каждой скрепки, лучше иметь способ контроля по результату. Но как быть с этим в столь тонкой сфере, как искусство? С музея еще можно спросить, почему посетители не ходят, может, вы выставки делаете скучные? И то ответят: скучные, да научные. А как быть со спектаклями? Публика валом валит на пошлые шоу, и может слабо посещать действительно сложные, авторские творения. Публика в театре на 100 мест изначально не сравнима по качеству со зрителями в залах на полторы тысячи. И как быть учредителю? Что выбрать? Взять, к примеру, театр Погребничко, спектакли которого всегда отмечает критика, премируют театральные фестивали, а на западных гастролях с энтузиазмом отмечают знаменитые коллеги, -- его здание сгорело, и общественность волнуется: а даст ли учредитель денег на ремонт, не выселит ли на окраину? А вот Театру Луны, на спектаклях которого не замечен ни один критик, без всякого пожара учредитель построил роскошный новый дом в центре. Почему театр Калягина уже переезжает в новое здание, а театр Фоменко все на том же месте, хотя про стройку помещения для него уже много лет трубят во все трубы? Да просто потому, что никакого экспертного мнения в стране не существует, а есть лишь привычки, слухи и личное отношение с властными структурами. И денег на создание экспертных институтов никто не выделяет... Едва жива на старых запасах театральная пресса, профессия театрального критика держится благодаря двум-трем газетам... На телевидении ни одной вменяемой передачи про театр -- лишь воспоминания да анекдоты в театральной гостиной... В общем, системные нужны реформы.

Хотя, да, Грефу спасибо, если все получится, конечно.