Все мои претензии к щукинскому выпускнику Александру Назарову и его Театральной команде Т-33 в юридическом смысле ничтожны. Спектакль «Дон Кихот и Ламанча» причинил мне ущерб, оскорбив и эстетическое, и нравственное чувство, однако требовать материальной компенсации я не собираюсь. Я удовольствуюсь тем, что изложу свое мнение о режиссере и спектакле, поставленном на деньги Instituto Cervantes (культуртрегерской организации, существующей при испанском посольстве). Вкратце оно сводится к определению «обыкновенная халтура».

Говоря, что Назаров надул испанцев, я вовсе не утверждаю, что он оказался нечист на руку. Выяснять, как истрачены дублоны, отпущенные на юбилейный спектакль (лучшему роману мира в 2005 году исполняется 400 лет, и это действительно славная дата), не моя забота; я даже не буду узнавать, сколько их было, этих самых дублонов. Я могу лишь сказать, что декорации Ларисы Ломакиной (художницы весьма одаренной, если судить по другим спектаклям, например по «Осаде» в МХТ) -- откровенная дешевка во всех смыслах этого слова. Я могу сказать также, что Команда Т-33 (как это название расшифровывается, я тоже узнавать не буду, это неинтересно) в спектакле «Дон Кихот и Ламанча» выглядит разбухшей до неприличия. Помилуйте, тридцать человек в исполнительском составе -- к чему такое многолюдье, если организовать работу массовки Александр Назаров попросту не умеет? Единственное, что приходит на ум: толчея на сцене должна как-то прикрыть отсутствие внятного режиссерского замысла. Назаров придумал особый способ сценического существования: он называет его серой клоунадой в «Старом-престаром сеньоре...» Маркеса (студенческом спектакле 2002 года) и почти клоунадой почти по Сервантесу -- в «Дон Кихоте и Ламанче». Если перевести на более привычный язык, это означает: ничто из происходящего на сцене не должно восприниматься всерьез; зрителю при этом не посчастливится увидеть ничего мало-мальски смешного. Зачем все это вообще нужно? Ну как зачем? Выполняем заказ, закрываем смету, обеспечиваем работой всех родных и знакомых Кролика. Обычное дело.

В театральной критике существует нечто вроде гуманистического императива: описывая самую неудачную, безнадежную премьеру, критик должен помнить, что ни режиссер, ни актеры и вообще никто в театре не старался нарочно сделать как хуже. Провалы бывают у самых замечательных людей; талант и здравый смысл -- вещи непостоянные, и даже если в спектакле их не удалось обнаружить, добросовестность театральных усилий не должна ставиться под сомнение. Все это полная правда, когда речь идет о работе; все это выворачивается наизнанку, когда мы входим в сумеречную зону театральной халтуры.

Халтура -- вещь неистребимая и не такая уж зловредная; каждый актер, подрабатывавший на елках, не раз благословлял ее существование. Собственно говоря, если актер, играющий зайчика, скачет с должным усердием, это хорошая, правильная халтура: что от него ждут, то он и делает. Примерно так же я отношусь к антрепризным чесам: люди приходят поглядеть на человека, которого видели только по телевизору; он выходит на сцену, его интонации и жесты вполне узнаваемы; поскольку жизни человеческого духа никто никому не обещал, все должны быть довольны. Если профессиональные обязательства выполнены, пусть на уровне, не имеющем никакого отношения к искусству, обижаться не на что.

Совсем иное дело, когда зона халтуры захватывает территорию, на которой должны действовать только художественные законы. Когда Польский год, объявленный в Центре имени Вс. Мейерхольда, открывается настолько беспомощным и кургузым спектаклем по «Ивонне, принцессе Бургундской» Гомбровича (режиссер -- Павел Сафонов), что критикам остается только развести руками: зачем было вообще выпускать на сцену этот дряблый капустник? «...Некий грант ненароком свалился на голову, и лежащие на счету деньги вопиют о том, чтобы их поскорее освоили. Их освоили», -- по обыкновению четко и безжалостно написала в «Известиях» Марина Давыдова. Со спектаклем Назарова и Институтом Сервантеса та же самая история, только еще более обидная в своей неприглядности. Видимо, возможностей всерьез поставить спектакль по «Дон Кихоту» у Александра Назарова было не больше, чем у Остапа Бендера -- нарисовать достопамятный плакат насчет облигаций госзайма. Он взялся осваивать испанские деньги с наличными умениями в привычной компании. Полагаю, что ему совершенно не стыдно.

У выпускников Щукинского училища есть одно общее благоприобретенное качество: они умеют быть обаятельными и производить впечатление. Я не знаю людей, более пригодных к поиску и выбиванию разнообразных грантов, субсидий и т.п. Возможно, Сафонов и Назаров могли бы разработать спецкурс, посвященный этой теме. Если они начнут его читать, я постараюсь пробиться хотя бы в вольнослушатели. А вот на спектакли ходить, извините, не обещаю. И читателям не советую.