Полные залы, многочисленные букеты, аплодисменты, почти переходящие в овацию, -- иначе и быть не могло. Двухнедельным гастролям Большого драматического театра на сцене МХТ успех был гарантирован заранее, ни один порядочный московский театрал не мог ими манкировать без угрызений совести. Однако сказать, что эти гастроли стали важным художественным событием, значило бы покривить душой. Напротив, они заставляют предположить, что жизнь БДТ в последние годы была не очень содержательна. Или, точнее, единственным содержанием этой жизни было уберегаться от распада, поддерживать форму, надеясь на более осмысленное существование. На какое именно, я не знаю. Ни один из спектаклей, привезенных в Москву, не позволяет угадывать, каким видит себя театр в перспективе; они лишь позволяют надеяться, что перспективы у БДТ есть.

Темур Чхеидзе, год назад возглавивший БДТ, весело называет себя консерватором. Главная его задача на сегодня -- сберечь работоспособность театрального механизма. С этой задачей он справляется весьма успешно, и театр должен быть ему благодарен. В режиссерском характере Чхеидзе сила замечательно соединяется с мягкостью, требовательность и настойчивость -- с деликатностью. С возрастом (режиссеру сейчас слегка за шестьдесят) мягкость и деликатность лишь усиливаются, труппа БДТ это ценит. Театр и режиссер сработались давно, прочно, толково, а что до новых творческих идей -- ну так ведь на них свет клином не сошелся.

БДТ им. Товстоногова сегодня не режиссерский, а актерский театр -- в этом нет ничего дурного. Имея в труппе Кирилла Лаврова, Олега Басилашвили, Алису Фрейндлих, Валерия Ивченко, Андрея Толубеева, можно положиться на самое простое и самое надежное зрительское чувство: вот человек появляется на сцене, и все заворожены с первой секунды. Дело не только в пресловутой «энергетике», но и в шлейфе благодарных чувств. Время расцвета у лидеров труппы позади, но как замечателен был этот расцвет, все помнят -- и актерская игра вновь и вновь о нем напоминает.

Неожиданно важной в гастрольном репертуаре оказалась пьеса Рональда Харвуда «Костюмер», написанная в 1980 году (сейчас автору перевалило за семьдесят). Время действия -- вторая мировая война; место действия -- театр; главные персонажи -- донельзя старый актер и костюмер, помогающий ему одеться, загримироваться, прийти в себя, вспомнить, какую роль сегодня предстоит играть (увы, с памятью у сэра Джона плохо), их играют Олег Басилашвили и Ян Цапник. Я не собираюсь ни пересказывать фабулу, ни оценивать общие качества спектакля, выпущенного Николаем Пинигиным два с половиной года назад. Главным для меня в «Костюмере» оказалось то, с каким удовольствием и пониманием Басилашвили показывает постепенное превращение жалкого старика, еле способного двигаться, в крупного артиста, который сегодня выйдет на сцену и будет играть короля Лира. Пусть все идет наперекосяк, театр в упадке, даже покрутить гром-машину в сцене бури некому -- а спектакль должен состояться, и он состоится.

Очень интересно следить, как грим, парик, королевская мантия (но больше всего, конечно, преданность и заботливость костюмера) возвращают герою Басилашвили силу и уверенность в себе. Пусть кончается жизнь, но остается чувство актерского достоинства, обязанность играть и профессиональная выучка. Остается вера в форму: дайте изнемогшему, полуживому актеру добраться до гримуборной, и через час -- откуда что берется! -- вы увидите совершенно другого человека. Эта сопротивляемость распаду -- одно из самых замечательных свойств талантливой и серьезной жизни в искусстве.

О «Копенгагене» Майкла Фрейна, поставленном меньше года назад, стоило бы поговорить подробно. Чувствуется, что Темур Чхеидзе дорожит этой работой; любопытно было бы сравнить спектакль БДТ со спектаклем Художественного театра -- подчеркнуто сдержанной, даже суховатой постановкой Миндаугаса Карбаускиса. Сравнение позволяет понять, насколько эмоциональна режиссура Чхеидзе и насколько чувства персонажей (Нильс Бор -- Олег Басилашвили, Вернер Гейзенберг -- Валерий Дегтярь, Маргарет Бор -- Мария Лаврова) интереснее ему, чем логические построения драматурга. Фрейн наслаждается моделированием версий: Гейзенберг, делавший атомную бомбу в Германии, мог приехать к антифашисту Бору по таким-то, таким-то или таким-то причинам; их беседа, соответственно, могла проходить так-то, так-то или так-то. Разве это не увлекательно? Похоже, что для режиссера Чхеидзе -- не очень. Он дорожит не изяществом анализа, а его итогами и строит действие на сильных душевных движениях. Бурная радость физиков, бросающихся друг другу в объятия: «Здравствуй, Нильс!» -- «Здравствуй, Вернер!» -- для него очень важна; вообразить подобную сцену в негромком и неторопливом спектакле МХТ нет никакой возможности.

Не будем спорить, что лучше, что хуже; могу лишь сказать, что эмоциональность Чхеидзе больше всего чувствуется в его доверии к простодушно-эффектной сценографии, -- в этом смысле решения Георгия Алекси-Месхишвили в «Копенгагене» и решения Юрия Гегешидзе в «Маскараде» вполне стоили друг друга. На мой взгляд, поиск новых художников (не только новых имен, но и смены господствующего вкуса) для БДТ им. Товстоногова сейчас такое же важное дело, как и поиск новых актеров на большие, существенные для жизни театра роли. Возможно, что вместе с ними появятся и новые, более увлекательные театральные задачи. Возможно также, что сначала театру и главному режиссеру нужно определиться с задачами, а потом уже подбирать новых людей. Давать здесь советы со стороны так же трудно, как искать ответ на вопрос, что было раньше, день или ночь.

Впрочем, согласно легенде, Александр Македонский однажды обратился с этим вопросом к индийским мудрецам и получил ответ: «День был раньше на один день». Что это должно было значить, до сих пор никто не понял.