Ликвидация Аслана Масхадова стала первым громким успехом российской власти на Северном Кавказе после переизбрания Владимира Путина на второй срок. До этого в течение года случились Беслан, Нальчик и нападение на Ингушетию.

Впрочем, несмотря на мрачный юмор чеченского министра внутренних дел Руслана Алханова, объявившего мертвого Аслана Масхадова «подарком к 8 Марта всем женщинам республики», оснований для победной эйфории нет. Зато есть путаница версий -- кто и когда этот подарок сделал. Недовольный Евросоюз в лице комиссара по правосудию, свободам и безопасности Франко Фраттини намерен даже требовать от России официальных разъяснений. Тем временем представители российских и чеченских силовых структур, с гордостью объявляя о своем успехе, словно забыли свои собственные многократные уверения: «Аслан Масхадов ничего не значит, никого не представляет и никем не командует». Если никем не командовал и никого не представлял, то и гордиться, выходит, нечем. А советник президента России Асламбек Аслаханов вчера признал: «Масхадов был нужен живой. Очень много страниц бы открылось, которых мы не знаем. Но, к сожалению, произошло то, что произошло».

Возможно, советник не вполне удачно подобрал слова. Однако не он один оценивает последствия ликвидации Масхадова со сдержанным пессимизмом. «Смерть Масхадова будет иметь многовекторные последствия, главные из которых -- новое усиление позиций радикальных исламистов и рост продолжительности конфликта, -- сказал «Времени новостей» вице-президент Фонда поддержки демократии и социального прогресса, бывший полномочный представитель Чечни при президенте России Шамиль Бено. -- Вместе с такими людьми, как Масхадов, -- прошедшими советскую школу, армию, читавшими с нами одни и те же книги -- уходит общий бэкграунд. На смену этим лидерам приходят люди, которые уже не имеют представления о Москве, Петербурге и Воронеже, которые выросли на Кавказе в условиях войны и знакомы только с этими реалиями. У них нет общего с Россией исторического прошлого, поэтому они не склонны искать путей соприкосновения, а без этого невозможен мир».

Сам Аслан Масхадов предлагал мир несколько раз, а в начале февраля он объявил одностороннее перемирие -- причем, несмотря на то, что сводки об обстрелах и подрывах не прекратились, сами чеченские власти признали: активность боевиков в этот период снизилась. В это же время масхадовский представитель в Западной Европе Ахмед Закаев встретился в Лондоне с делегацией российского Союза комитетов солдатских матерей и фактически передал через них пакет предложений по умиротворению Чечни. А в Страсбурге начали готовиться к большому «круглому столу» по чеченской проблеме. Мероприятие намечалось на 21 марта, на него приглашали всех, кто не оспаривает территориальной целостности России. Поскольку Масхадов в последнее время территориальную целостность России не оспаривал -- это вчера признал даже советник российского президента г-н Аслаханов, -- могло получиться так, что он (пусть не сам, а через своих представителей) сел бы за страсбургский «круглый стол» вместе с российскими парламентариями и представителями новой чеченской власти. Наверное, это нельзя было бы назвать переговорами, но, по крайней мере, появился бы шанс на диалог.

При всех сомнениях в степени влияния Масхадова на других полевых командиров он оставался единственным, с кем можно было хотя бы предполагать переговоры. Даже если за ним не было совсем никакого войска, для воюющих и сочувствующих тем, кто воюет против России, он оставался символом. Из числа тех боевиков, которых в Чечне с самого начала войны противопоставляют бородатым «ваххабитам», погрязшим в сомнительных связях с арабами и промышляющим левой нефтью.

Впрочем, г-н Бено не считает, что смерть Масхадова была как-то связана с возможной активизацией переговорного процесса: «В большой мере это случайность. Его могли ликвидировать и два года назад, и спустя еще два года. На самом деле никто ведь не ставил цели вести переговоры. В том числе и сам Масхадов, когда их предлагал. Он не предлагал ничего конкретного, все его предложения касались ведения войны, а в войне участвует лишь очень небольшая часть населения Чечни. Остальные приспосабливаются -- то к Масхадову, то к федералам. Они ни с теми, ни с другими, они просто ждут каких-нибудь внятных сигналов. Подать их может и Алханов, и федералы, и сепаратисты».

Депутат Госдумы Михаил Бабич, возглавлявший правительство Чечни в 2001--2002 годах, полагает, что смерть Масхадова могла бы стать как раз таким сигналом. «Конечно, это крупный боевой успех Федеральной службы безопасности, -- сказал депутат «Времени новостей». -- Но значение его скорее морально-психологическое. Сами обстоятельства ликвидации Масхадова говорят о том, что он уже не мог координировать никакие боевые группы. Просто оставался такой флажок -- условно легитимная фигура, которую рассматривали, в частности на Западе, в качестве вероятного участника переговоров и политического урегулирования. Теперь этот флажок убран -- остались бандиты, которые должны быть уничтожены, и единственная законная власть -- президент и правительство Чечни. Даже если кому-то из полевых командиров удастся заменить Масхадова с точки зрения координации незаконных вооруженных формирований, то заменить его как всенародно избранного лидера по понятным причинам невозможно».

Правда, всенародно избранным лидером Масхадов перестал быть еще три года назад, когда истек срок его полномочий по конституции Чечни образца 1992 года (новая, 2003 года, тогда еще принята не была). Несмотря на это, перед выборами Ахмата Кадырова были предприняты колоссальные усилия, чтобы собрать кворум фактически распущенного сепаратистского парламента и объявить Масхадову формальный импичмент. Однако так называемый «государственный комитет обороны» (ГКО) сепаратистов объявил об автоматическом продлении масхадовских полномочий до окончания войны. Избрать нового сепаратистского президента ГКО, конечно, не может, но выбрать нового председателя, к которому перейдут все символические «регалии» Масхадова, -- вполне.

Кстати, после устранения Джохара Дудаева первая чеченская война отнюдь не прекратилась. Его место занял тогда вице-президент Зелимхан Яндарбиев (ликвидирован в прошлом году в Катаре), а политическое и военное влияние стало концентрироваться у начальника штаба сепаратистской армии Аслана Масхадова, который и выиграл выборы через несколько месяцев после заключения Хасавюртовских соглашений. У Масхадова тоже был вице-президент -- Ваха Арсанов. Но он, по некоторым данным, давно отошел от дел, а несколько недель назад и вовсе был задержан. Теперь шансы стать «первым лицом» сопротивления, как считает Асламбек Аслаханов, есть у Доку Умарова, который входит в ГКО, и Шамиля Басаева, который из-за идейных разногласий с Масхадовым в ГКО не входит, но может быть вновь туда приглашен. «Анализируя поступающую информацию», г-н Аслаханов предполагает, что Доку Умаров сейчас активнее и влиятельнее Басаева.

Некоторая популярность Умарова объясняется тем, что он считается умеренным и не замечен в тесных контактах с ваххабитами. Но выдержать конкуренцию с непримиримым радикалом Басаевым ему будет трудно. После гибели Масхадова одноногий «террорист номер один» остался единственной «живой легендой» боевиков. Глава Госсовета Чечни Таус Джабраилов прямо назвал случившееся крахом «масхадовского крыла ичкерийцев, которое пыталось преподнести себя как легитимное и политическое».

Кстати, Басаева в отличие от Масхадова никто не подозревал в отсутствии сил и влияния, чему он сам немало способствовал, когда брал на себя ответственность за каждый крупный террористический акт в Чечне и за ее пределами. Именно Басаев, впервые появившийся на российских телеэкранах без малого десять лет назад на фоне захваченной больницы Буденновска, остается лицом чеченской войны. И на этом лице не видно миролюбивых намерений. «Уничтожение Масхадова не означает уничтожения войны, -- заметил г-н Аслаханов. -- И я бы поостерегся делать заявления, что не будет терактов и резонансных преступлений».