Время новостей
     N°124, 16 июля 2001 Время новостей ИД "Время"   
Время новостей
  //  16.07.2001
На Сретенке зрители смотрели в корень
К Мировой театральной олимпиаде театр Анатолия Васильева «Школа драматического искусства» получил новое здание на Сретенке. Строилось оно болезненно долго. Более шести лет, с большими сложностями, застревая и прерываясь, архитекторы превращали бывший кинотеатр «Уран» в самый современный и технологически уникальный театральный трансформер, с пятью залами и разнообразными конфигурациями сцен. Свежепостроенный театр представил публике священные ритуалы, церемонии и обряды Востока, Сибири, Азии и православного Востока, продемонстрировав, как древние искусства всего мира легко и непринужденно перекликаются между собой и как они органично вписались в пространства, только-только освобожденные от строительных лесов.

Два месяца в стенах «Школы драматического искусства» шла битва за программу «Узкий взгляд скифа», которая была выиграна, и неважно, что большинство театральной публики этого даже не заметило.

4 мая, в день открытия нового здания театра «Школа драматического искусства» на Сретенке, светило солнце, и первый раз мы увидели театр в таком праздничном виде: сверкают его стекла, белые стены, лестницы и балконы отбрасывают волшебные тени, и прекрасная идея театра-города обнаруживается во всей своей радостной торжественности. Потом польют дожди, начнется изнурительная работа, в здании станет так холодно, что его назовут замком снежной королевы. Но пока что театр открыт городу и миру, и это вполне может быть написано на его стенах, впитавших стиль восточно- и западно-христианского зодчества.

Знаменитый японский хореограф Мин Танака танцевал свой одинокий танец в огромном зале «Манежа», публика не помещалась на скамьях и с удовольствием рассаживалась на коврах, предусмотрительно снимая обувь. Радостно было смотреть, как новое пространство превращается в демократичное и торжественное место священных церемоний. Мин Танака танцевал один, но казалось, что его тихому и медленному движению из темноты сопутствовали тени великих клоунов и трагиков всех времен.

Олимпиада в разгаре, куратор «языческой программы» Владимир Берзин нервно кричит в телефонную трубку: «Баир! Баир!». Связь с бурятским поселком Агинское постоянно прерывается. То выключили электричество, то потомственный шаман Баир Ринчинов разговаривает с духами и не может подойти к телефону. Берзин нервничает: без Баира программа «Шаманский дар» не может состояться. До Баира Ринчинова Берзин добрался еще летом прошлого года, долго объяснял ему, чем интересен шаман театру и, наконец, убедил приехать в Москву. Но еще за неделю до выступления никто не знает, будет Баир или нет.

Когда Баир наконец прилетает, становится ясно, почему его так ждали. Он камлает в зале «Глобус» -- вытянутом вверх восьмиграннике, увенчанном стеклянной шатровой крышей, и кажется, что его посещает Дух Отца, нашего единого предка, стоны и хрипы которого мы слышим в его странной и сосредоточенной песне.

80-летняя Ольга Трушина из смоленской деревни была и остается «сядохой» -- женщиной, отпевающей покойника. Она поет духовные стихи о расставании души с телом, а незадолго до ее выступления неведомый ей молодой тибетский лама Лобсанг Церинг рассказывает о тибетской традиции, в которой лама читает «Тибетскую Книгу Мертвых», готовя душу умершего к переходу в другой мир. Он поет мертвецу в левое ухо, и его голос в течение нескольких дней сопровождает покойного в последнее путешествие.

Техники предельных состояний: эпические сказания о судьбе народов, погребальные песни -- древняя культура во всем ее антропологическом разнообразии и единстве разворачивается перед нами на Сретенке.

Джангарчи Владимир Каруев в глубокой тишине совершает магический обряд -- рассказ о герое Джангаре и волшебной стране, в которой, доживая до 25 лет, люди больше не старятся. Каруев сидит в «Манеже» на небольшом возвышении, покрытом коврами, похожий на царственного Чингисхана, и чудесным образом раздваивает человеческий голос в подобие дуэта хомуса и флейты. Он поет на незнакомом собравшимся калмыцком языке эпос о Джангаре, и московский житель внезапно ощущает, что и его душа принадлежит степи. Когда же к двум голосам певца в запредельной вышине музыкального диапазона присоединяется еще и третий -- подобный свирели -- в восторженном порыве зал встает.

Сретенка аукается голосами. Кто-то рассказывает, как застиг молоденького монаха тибетского монастыря Копан (Непал) на мостике, ведущем из Гостиной в «Манеж»: он с искренним весельем пританцовывал под звуки смоленской свадьбы, которая выплывала из «Глобуса» в «Атриум» (фрагменты этого действа показывали старики села Новоуколово Смоленской области). Моя новая подруга из эвенского поселка в Якутской области, 60-летняя учительница Евдокия Бокова, с которой я познакомилась во время работы над программой «Узкий взгляд скифа», любит говорить, что не всегда рядом найдешь сестру или брата по духу, а кто-нибудь далекий, говорящий на другом языке, может стать тебе по-настоящему родным. «Пещное действо», осуществленное Андреем Котовым в «Школе» (реж. Александр Огарев) -- старинный богослужебный чин, исчезнувший из практики русской церкви в середине XVII века. Русская литургическая драма (которой, если верить официальной истории театра, вообще не было) разворачивалась в зале «Глобус», как будто созданном специально для нее. Мощный в своем аскетизме одноголосный знаменный распев, медленная поступь трех отроков, ступающих в «пещь», где они не сгорят, сама «пещь», устроенная по всем правилам, с огнем внизу и свечами вокруг, наконец деревянный ангел, спускающийся сверху, чтобы освободить отроков, -- во всем этом воплотилась синтетическая, воздействующая сильнейшим образом, продуманная до мельчайших деталей эстетика мистического средневекового действа. Павел Флоренский писал, что идея катарсиса из греческой трагедии прямо перешла в византийскую литургию. Европейский театр давно лишился такой эстетически совершенной и суггестивной формы священнодействия. «Пещное действо» оказалось утонченнейшим проявлением духа средневековья, чья театральная вершина, однако, достигнута вовсе не в Европе, а в японском традиционном театре Но.

Пронизанная внутренними рифмами олимпийская программа «Школы драматического искусства» дарила неожиданные сопоставления. В последний день олимпийской программы театра «Школа драматического искусства» афонские монахи (Келлия Благовещения) вместе с хором сербского монастыря Ковиль антифонами по-гречески, сербски и русски пели и молились «Кирие, элейсон! Господи, помилуй!». Было это в «Манеже» -- в том самом зале на Сретенке, где накануне в спектакле «Юто» священнодействовали актеры японского средневекового театра Но.

P.S. Анатолий Васильев показал на Олимпиаде неоконченную работу «Илиада» на основе 23-й песни гомеровского эпоса. Это часть специального тренинга -- соединение особой техники чтения гекзаметра с восточными боевыми искусствами. Долгие годы театр осваивал сложнейшие техники тай-дзы-цуань и ушу под руководством мастера Ильи Пономарева. Немногочисленные зрители «Илиады», но и все те, кто видел последние работы театра «Школа драматического искусства», могли увидеть плоды его уроков. 9 июля Илья Пономарев погиб в автомобильной катастрофе.

Алена КАРАСЬ