Историк искусства, философ и литератор Глеб Смирнов без малого десять лет живет в Венеции. Кураторы, художники, комиссары российского павильона Венецианской биеннале, а также приезжающие на старейший в мире артфорум критики после официальных мероприятий по установившейся традиции стараются заглянуть на огонек в дом Глеба. В радушном приеме, хорошем вине, интересном разговоре можно быть уверенными. Сейчас «русский венецианец» приехал в Москву. Амплуа его изменилось. Из старожила Венеции он превратился в гостя российской столицы. О том, насколько Первая Московская биеннале конкурентоспособна с существующей сотню лет венецианской, с Глебом СМИРНОВЫМ беседует обозреватель «Времени новостей» Сергей ХАЧАТУРОВ.

-- Тема Первой Московской биеннале звучит так: «Диалектика надежды». Разрекламированную в названии «надежду» биеннале оправдало?

-- Ехал из Венеции на Московскую биеннале и с трудом пытался избавиться от мысли: какого шута им это там в Москве нужно. Отомстить венецианцам за их незабвенную жару прошлой биеннале нашим морозом? Скепсис в отношении уместности Московской биеннале появился еще два года назад, когда Виктор Мизиано устроил презентацию этого проекта в Венеции. Идея была горячо поддержана авторитетными западными коллегами, например директором Гуггенхайм-музея в Нью-Йорке Томасом Кренцем. Но скепсис был у всех. Такое двойственное ощущение (поддерживаем, но сомневаемся) связано с особенностями российского имиджа в глазах Европы. Ведь Россию на Западе не воспринимают так, как Тайвань или Танзанию. Это все-таки не экзотика, а скорее «свое», но только вторичное, провинциальное. Однако Запад по отношению к России пребывает в перманентном ожидании чего-то такого, что сравнимо по масштабам с «Толстоевским» или дягилевскими русскими сезонами. Поэтому даже когда мы «твердим зады» европейской культуры, это воспринимается снисходительно-благожелательно.

То, что получилось в Москве под именем «биеннале», скепсис развеивает не до конца... Прежде всего это сложно сравнить с биеннале по формату: отсутствует интернациональный размах, все иные, кроме России, страны представлены случайно, наудачу... Фактически перед нами панорама современного российского искусства за последнюю треть века, с вкраплениями заморских гостей, за компанию. Причем даже западные мэтры, как, например, Кристиан Болтански, подыграли своими проектами этому местническому лейтмотиву Московской биеннале. Имею в виду инсталляцию «Фантомы Одессы», посвященную памяти города, где жили его предки... (Сам он там не бывал никогда, а вот тут припомнил очень кстати). Другим «омажем», данью российским реалиям выглядит проект, сам по себе замечательный, Клеменса фон Ведемейера, которым открывается экспозиция в Музее архитектуры.

Когда на имеющем международный статус артфоруме больше всего убеждают экспозиции страны-хозяйки, это комплимент сомнительный.

И все же уровень мероприятия высок, и этому нужно радоваться. Для западного глаза Россия прошла абилитацию как площадка для современного искусства. Для первой биеннале это большой результат.

-- Что на московском форуме понравилось больше всего?

-- Думаю, сама установка на «нравится-не нравится» малопродуктивна, чревата недоразумениями и заводит в интерпретационный тупик, по крайней мере в современном искусстве.

Критерий, по которому можно судить о произведении, -- насколько оно современно, т.е. насколько хорошо оно работает с духом времени... Дело в том, что у времени нет определенной формы, оно аморфно и поэтому жаждет воплотиться. Оно ждет своего портрета, и только художник в состоянии дать времени форму, создать логотип своего поколения, эпохи... Возвращаясь к вашему вопросу о надежде... «Потайной смысл» таких мероприятий, как биеннале, -- коллективная надежда на попадание в «очко»... Подача заявок, конкурс на выявление Времени.

И ходить по подобным выставкам надо с этой меркой. Сразу чувствуешь, когда найден нерв. И для этого не обязательно работать с «горячими» темами, как шахидки Кулика, полумесяцы АЕС или провокации Тер-Оганьяна, это «слишком близко лежит», -- молодым художникам гораздо перспективней сейчас, с появлением новых возможностей жидкого кристалла, работать на этой территории. Тут дух времени уже в самом «способе производства», оно и подскажет правильные ходы.

-- Зарубежные СМИ (Financial Times) главную площадку биеннале упоминали фрагментарно. В публикациях делался акцент на том, что не Музей Ленина отвечает за погоду форума, а, например, выставка «Россия 2» в Центральном Доме художника. Почему?

-- Западные критики больше всего оценили политическую активность нашего артсообщества, мол, радикальность критики в адрес правительства и т.д. На самом деле все тоньше... Новое русское искусство сделало Путина одним из своих главных героев в силу некоего закоренелого геофрейдистского комплекса... Наша задача -- объяснить этот феномен. Вспоминаю 90-е годы, когда государству было в общем-то наплевать на процессы в современном искусстве, на то, махровым ли оно цветет цветом или не махровым. А сейчас территория contemporary art оказалась в горизонте государственной политики. Власть и искусство заигрывают друг с другом. Крайне любопытно, чем это кончится.

(Есть опасение, что плохо для искусства). С одной стороны, в видах хорошего имиджа в мире российским властям есть резон поддерживать современное искусство. С другой, сознательно или подсознательно, таинство власти всегда интриговало художника, оба феномена -- одного поля ягоды... Тут, правда, диалектика посложней «кнута и пряника»...

-- Как биеннале живет внутри Венеции и как внутри Москвы?

-- В Венеции на изменение городской инфраструктуры биеннале не особенно влияет. В интеллектуальной же атмосфере во время биеннале в Венеции все меняется очень радикально. Время проведения художественной или архитектурной биеннале (плюс биеннале современного балета и театра и еще кинофестиваля, который является частью программы биеннале) -- единственный период года, когда город оживает, становится современным. Сам по себе город, несмотря на потоки туристов всех национальностей, по-островному замкнут, элитарно консервативен и блаженно инертен. Только во время биеннале он гальванизируется живой творческой энергетикой. Приезжают люди со всех концов мира, начинается интеллектуальное броуновское движение: встречи, общения, диспуты. Даже веселье совсем другого качества... Вскипают воды лагуны! А потом все снова устаканивается.

В Москве не так. Этому городу венецианское умиротворение не грозит. Такой мегаполис с его вечным бурлением не нуждается в биеннале для оживления городской жизни -- и так встрясок хоть отбавляй. Скорее, хочется, чтобы все унялись немного. И как ни странно, в Москве биеннале явилась для многих как раз таким оазисом тишины и сосредоточенности: заметили ли вы, что ходившие по залам выставок люди знакомились с неведомым им современным искусством с неофитской, ученической серьезностью и вдумчивостью. С такими лицами в России заходят только в церковь...