Пермский балет привез «Серенаду» и Ballet Imperial для участия в музыкальном фестивале Crescendo -- в партер Новой сцены Большого театра втиснули рояль, и артдиректор феста Денис Мацуев лично играл Второй концерт Чайковского -- на который, как известно, поставлен Ballet Imperial. Но вместе с тем этот вечер имел отношение и к другому московскому мероприятию -- с выступлений пермяков начались конкурсные показы «Золотой маски».

Остальные спектакли можно будет увидеть в дни фестиваля -- с 24 марта по 10 апреля. Это четыре постановки двух наших священных чудовищ -- Мариинка привезет баланчинский вечер и вечер балетов Форсайта, Большой покажет «Магриттоманию» и «Ромео и Джульетту». То есть главная схватка впереди. Но в прошлом году тоже так казалось -- а потом «Золотую маску» увезли к себе пермяки, вот ровно за этот самый Ballet Imperial, что нынче станцевали еще раз.

Теперь спектакль-лауреат сопровождает спектакль-номинант, и театр старается войти дважды в одну и ту же реку. Тогда жюри оценило пиетет к тексту, аккуратность, добросовестность уральцев -- собственно, это был самый прилежный Баланчин в России. В то время как сквозь Баланчина, созданного в Мариинке и в Большом, сияли собственные школы, привычки, манеры и суеверия исполнявших танцы артистов, в Перми его учили с пылом и доверием новообращенных. Вот до буковки. Так и танцуют.

«Серенаду», что была первым американским балетом Баланчина (перебравшись из Европы в Штаты, он основал школу и поставил этот маленький спектакль для своих учениц -- потому и танцовщиков в «Серенаде» только двое, в балетных школах мальчиков всегда меньше, чем девочек), пермяки превратили в каталог классического балета, в воспоминание уехавшего мариинского танцовщика о своей родине. То есть все это и раньше в балете было -- но именно театр имени Чайковского наиболее отчетливо проговорил ностальгические мотивы, обозначил и даже придумал цитаты.

Вот балерина, в отчаянии упав на пол, снимает с волос заколку -- и далее, с растрепанными волосами, танцует более драматично, более открыто. (Баланчин утверждал, что у балета вовсе нет никакого сюжета -- «танцовщики просто движутся под прекрасную музыку» -- но две женщины, по очереди кидающиеся на шею одному мужчине, автоматически создают сюжет; а вот этот жест с прической -- это прямой привет из «Жизели»; когда героиня впадает в безумие, балерина незаметно растрепывает волосы.) Вот две группы женского кордебалета медленно прыгают навстречу друг другу на одной ноге -- точно так же, как вилисы в той же «Жизели». А в последней сцене, когда потерявшую партнера -- и надежду -- подругу встречают шесть танцовщиц, сопровождающих ее как печальный почетный караул, -- проговорено воспоминание о похоронах Сильфиды.

Пермские люди, умелые, внимательные, аккуратные, знают про Баланчина больше, чем он, может быть, сам о себе знал. И про ностальгию, и про традицию, и все про все. Но вот в начале апреля приедет баланчинская программа Мариинки, где в сентиментальном и одновременно графичном, европейском и вовсе не вспоминающем о Петербурге «Вальсе» появится Ульяна Лопаткина. И сразу станет ясно, кто -- верный ученик и кто -- наследница по прямой.