Артистка «Комеди Франсез» Адриенна Лекуврер играет в театре, любит шального авантюриста графа Мориса Саксонского, вызывает самые недобрые чувства принцессы Бульонской, также в этого молодого человека влюбленной, и умирает, отравленная цветами, что послала ей эта принцесса. Эту историю в середине XIX века сочинил Эжен Скриб. Романтизм в последний раз трепыхал крылышками в этой «хорошо сделанной пьесе»: пьесе, рассказывающей о событиях экстремальных, великих любовях, ревностях и убийствах -- но с любопытствующей интонацией бульварного чтива. После этого «Адриенну» ставили много, и достаточно часто -- как историю именно романтическую (светская дама убивает артистку -- прописывалась ревность не к мужчине, а к роли, к участи; актеры все более из работяг-шутов становились властителями дум). В сравнительно недавней русской истории по этой пьесе Александром Таировым был поставлен великий спектакль, игравшийся тридцать лет -- с 1919-го по 1949-й, именно этим спектаклем и закрывался Камерный театр -- будто знамя клали на гроб. Была в истории и веристская опера Франческо Чилеа, отлично сыгранная и спетая три года назад Большим театром в постановке, арендованной у «Ла Скала». Все это -- история и легенда пьесы -- Романа Самгина, ученика Марка Захарова, совершенно не интересует.

Его интересует театральщина. Не театральность (она-то включает в себя самоуважение актерской и режиссерской профессии, изобретательность, метафоричность), но вот то представление о театре, что предполагает: театр -- это искусственность, а не искусность. Поэтому наибольшая проблема спектакля Театра на Малой Бронной -- это актерские интонации.

Виктор Шилькрот разместил над сценой множество мешков-противовесов; также пространство пересекают брошенные наискосок канаты. Плюс над сценой надстроен деревянный помост. То есть рабочее закулисье; смотрится все это хорошо, работает простая фактура (дерево -- холст -- канат). Но еще по центральному канату зачем-то ездит гигантская люстра; в начале спектакля именно на ней поднимаются из люка герцогиня Бульонская и аббат (Сергей Перелыгин). Актерам сидеть на этой люстре неуютно -- и попробуй-ка поговори естественно, когда эта штука покачивается под ногами и медленно ползет по канату в глубь сцены. Тут главной актерской задачей становится -- не сверзнуться. Эту задачу они выполняют.

А вот когда они начинают разговаривать... Артистка «Комеди Франсез» Адриенна Лекуврер в исполнении Олеси Железняк (в пьесе -- и эта реплика в спектакле не убрана -- ее хвалят как раз за новую для театра, любимую простой публикой неаффектированную манеру) и искусная интриганка принцесса Бульонская (Марина Орел) разговаривают одинаково неестественными, приподнятыми, какими-то причудливо изогнутыми голосами. Граф Морис Саксонский (Александр Голубков) никак не может решить, кто он -- неповзрослевший мальчишка или вполне состоявшийся армейский рубака с интеллектом поручика Ржевского, -- и потому прыгает с одной интонации на другую. Владимир Ершов (принц Бульонский) старается сделать своего персонажа настолько светским, что от зависти должны умереть сразу и певец русской зарубежной красоты Александр Васильев, и просто певец Борис Моисеев. И очень точный, наивный, преданный Мишонне (Владимир Яворский) ситуации не спасает, он все же второстепенный персонаж.

Неестественность интонаций, бурный наигрыш, «подача» реплик (несомненно, санкционированные режиссером) приводят к тому, что зал ни на минуту не сомневается: ему показывают комедию. С этой -- прошу прощения, но -- придурочной интонацией легко играть «веселую жизнь». И трудно, невозможно -- мучительную смерть. А Адриенне Лекуврер надо еще умереть на сцене.

И вот тут -- все, полный провал. Отравленная девушка лепечет так же манерно, как здоровенькая. Ее возлюбленный сидит дуб дубом и смотрит на то, как она умирает. А в финале все герои выходят на поклон -- и вместо Адриенны из люка поднимается кланяться... гроб. Дощатый такой гробик, кроем похожий на деревенский туалет. Покачивается и раскланивается в разные стороны.