В Государственной Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка «Бубнового валета» -- совместный проект Третьяковки, Русского музея и фонда культуры «Екатерина». В разных вариантах ее показали в 2004 году сначала в Монако, а затем в Русском музее.

Придуманное Михаилом Ларионовым название легендарной московской выставки 1910 года стало точкой единения новых сил русского искусства рубежа веков. Уже в 1911 году пути устроителей первой выставки разошлись: Ларионов и Гончарова не пожелали участвовать в новом обществе «Бубновый валет», обвинив его основателей в чрезмерной респектабельности и «успокоенности», и показывали футуристские и лучистские композиции на выставках «Ослиный хвост» и «Мишень». Между тем «Бубновый валет» знаменит был не только выставками, но и скандальными диспутами о современном искусстве. И если выставки зрители и пресса, в полном согласии с намерениями художников, сравнивали с ярмарочным балаганом, то лекции и дискуссии называли не иначе как «позорищами». Сохранилось любопытное воспоминание Гончаровой об одном из подобных «позорищ»: «В очередного оратора бросали на эстраде тяжелыми стаканами, и я помню гениальные слова присутствовавшего при этом комиссара полиции, который, очевидно, обладал не только присутствием духа, но и культурой: «Все это надо понимать символически». Склонный к обобщениям полицейский был прав: выставочные балаганы и диспуты-позорища бубнововалетцев -- образцовый пример тщательно выстраиваемого образа действия в культуре, где формальному эксперименту непременно сопутствует эксперимент «поведенческий». Ныне выставки «Бубнового валета» воспринимаются не как универсальная лаборатория русского модернизма, плавильный котел, где фовизм, сезаннизм и неопримитивизм приправлены едкой смесью русского примитива и городского фольклора.

Открытию первой выставки предшествовал скандал: «Одни намекали, что выставка не открывается так долго, потому что ее запретил градоначальник (ввиду пресечения азартных игр), другие острили: "Славны бубны за горами", "Не с чего, так с бубен" -- и все без исключения называли ее "Червонным валетом"... Наконец состоялся вернисаж. Надо отдать справедливость устроителям выставки: они сделали все, чтобы привести в неистовство глаз посетителя» (Максимилиан Волошин).

Сейчас «привести в неистовство глаз посетителя» невозможно. Так что отдадим должное современным организаторам: опыт реконструкции обобщенного образа бубнововалетских выставок оказался успешным. Прежде всего благодаря гибкому сочетанию разнообразных кураторских и экспозиционных ходов. Первая часть выставки, охватывающая время эксперимента и лучших экспозиций, строится по стилям и темам. Вначале вариации на тему фовизма и примитивизма: великолепный испанский цикл Кончаловского, «примитивы» Гончаровой, близкие им композиции Моргунова (кстати, редкие гости на экспозициях русского искусства начала ХХ века), «Франт» и «Франтиха» Ларионова. Корректное указание на диалог с европейским искусством -- представленные в окружении «валетов» картины Матисса, Ван Донгена, Фриеза (кстати, участников первых бубнововалетских выставок). Затем, разумеется, Гоген и Восток. Внутрь стилистических линий встроены монографические новеллы: мини-ретроспективы Куприна и Фалька, Машкова и Лентулова.

Работы второй половины 10-х годов более традиционно и жестко собраны по жанрам: немного пейзажей, много натюрмортов и очень много ню -- от распирающей холсты рыхлой плоти натурщиц Машкова до кубистских экспериментов Поповой и Удальцовой. Удачны ударное начало и плавное завершение выставки, ее переход в графические залы основной экспозиции. Первый зал -- своего рода манифестация вкусов и взглядов «валетов»: каждый из портретов или автопортретов отсылает к одному из излюбленных источников их живописи, ярмарочной или «обстановочной» фотографии, вывеске или лубку. Здесь же знаменитый "Автопортрет и портрет Петра Кончаловского" Машкова, самая скандальная картина первой выставки, где художники предстали в виде комических атлетов с гантелями в окружении атрибутов нового искусства.

Дизайнерское оформление выставки решено, быть может, не оптимально. Но оно выгодно отличается от той монотонной, бессмысленной и беспощадной постоянной «третьяковской» экспозиции первой половины XX века, расположенной в залах, нынче отданных «валетам». Не претендуя на архивную достоверность, выставка «Бубнового валета» -- самая нескучная и, наверно, самая аутентичная из всех ей предшествовавших. Искусство «валетов», яркое, зрелищное, балаганное и не всегда последовательное, помогло создать образ театрального, игрового, гротескного восприятия бытия, бытия, по определению Шлегеля, как «подлинной трансцендентальной буффонады». Здесь слышны те интонации «бурлескного речетворчества», приглушение которых превратило бы выставку в сухое изложение основ русского живописного формализма.