Продолжающийся в Доме музыки монотематический фестиваль, посвященный Иоганнесу Брамсу, казалось, еще до своего старта определил роли для всех своих участников: на переднем плане -- неизменные мэтры (Спиваков, Федосеев), вторые роли -- у честных тружеников музыкального фронта Валерия Полянского и Александра Рудина, далее -- все остальные. Однако вся славная иерархия была порушена шестью молодыми исполнителями, сыгравшими в минувшее воскресенье в Камерном зале два Секстета Брамса. Причем скрипачи Михаил Овруцкий и Алина Ибрагимова, альтисты Юлия Дейнека и Максим Рысанов, виолончелисты Борис Андрианов и Кристина Блаумане далеко не самые известные даже в узких кругах музыканты: их (за исключением Андрианова) не привечает даже Московская филармония, заботливо пакующая юные дарования в свои абонементы. Между тем именно они обеспечили брамсовскому фестивалю мощнейшую кульминацию, заодно потеснив в памяти и другой недавно отшумевший форум -- молодежный фестиваль «Возвращение».

За два часа безупречного музицирования эта шестерка, уютным полукругом разместившаяся на сцене, успела очень много рассказать о себе и своем поколении, не произнося при этом ни слова. Прежде всего, о том, что, простите за банальность, земля русская не оскудела талантами. Еще о том, что для того, чтобы вырасти в настоящих, высшей пробы современных профессионалов, нужно рано или поздно покинуть родные пенаты -- все шестеро живут и работают либо в Германии, либо в Англии. Наконец, о том, что людям, не перешагнувшим еще тридцатилетний рубеж, отделяющий их от «взрослой» жизни, не возбраняется брать труднейшие брамсовские опусы, которые у нас обычно играют (если играют вообще) лишь седовласые патриархи.

Слушая этот ансамбль, превративший Секстеты Брамса в череду блестяще разыгранных мизансцен, почти невозможно было представить в той же музыке наших тертых филармонических зубров -- казалось, что юношеская прелесть Первого секстета, с его великолепными необарочными вариациями второй части, или удалой задор финала из Второго секстета потеряли бы в таком случае всю свою свежесть. У нас Брамс всегда проходил по ведомству высокоинтеллектуальной музыки, доступной лишь избранным, а здесь -- такое буйство красок и сочетание темпераментов, что человек непосвященный мог бы воспринять все происходящее на сцене как отменную импровизацию: настолько спонтанным казался музыкальный сюжет, и столь живо подавались реплики. Поменявшись местами после первого секстета (Овруцкий, игравший первую скрипку, пересел на вторую, симметрично поменялись партиями два альта и две виолончели), музыканты создали еще и дополнительную интригу.

Жаль, что столь изысканные камерные программы пока остаются на периферии всеобщих музыкальных интересов: упиваясь хождением в трех соснах нашего концертного пространства, со скудным набором звезд и хилой полудюжиной оркестров, мы не замечаем, что рядом существует совершенно другая, богатая событиями, жизнь. И даже знакомый на первый взгляд Брамс в этом неизведанном пространстве кажется совершенно новым персонажем.