Премьеру фильма Тофика Шахвердиева предварили открытием выставки «Отражения русского балета». Выставка эта (будет экспонироваться в Доме кино до середины февраля) произвела впечатление неразобранной домашней коллекции. Рядом оказались работы честных фотохроникеров Большого (Алексей Бражников) и размывающих кадр фотографов, влюбленных в импрессионизм (Юрий Барыкин), вариации на темы русских сказок Бориса Мессерера, пара кокетливых эскизов костюмов в исполнении Александра Васильева и картины Михаила Ромадина, на которых Сергей Дягилев напоминает бравого солдата Швейка. Более неудачное предисловие к документальным фильмам о балете трудно придумать.

Такие фильмы чаще всего отличаются безнадежным непрофессионализмом. Тут два варианта: или их снимают балетные/околобалетные люди (студия Большого театра, к примеру), и тогда на экране виден танец (у артистов не отрезаны ноги ради самовыражения оператора), но нет кино (операторская работа и монтаж -- на доисторическом уровне), или их снимают люди кино, и на экране есть кино, но сильно страдает балет (фактических ошибок и монтажных разрезов «по живому» не сосчитать). Но фильмы Тофика Шахвердиева (на вечере показали два -- «Чтобы люди хлопали», 2000, и новенького «Солиста») стали счастливым исключением.

Нет, конечно, Шахвердиев не вникал во внутренние механизмы балетной жизни. В первом фильме он снимал младшеклассников Московского хореографического училища, во втором -- премьера Большого театра Андрея Уварова, но его не интересовали ни жизнь конкретной школы, ни судьба конкретного человека. Его интересовал балетный миф; но не как материал для анализа, а как привлекательная форма, которую необходимо зафиксировать.

«Чтобы люди хлопали» показывает сначала класс мальчиков, потом класс девочек; работают педагоги, добиваясь чего-то от своих подопечных. Ни один педагог не назван по имени -- тут важна общая картинка «начало пути». Потом разговоры с детьми; спрашивающего не видно и не слышно, но дети явно отвечают на вопрос, почему хотят стать балетными. «Потому что балерины очень долго живут», «Хочу достичь славы и быть знатной балериной», «Хорошо платят, и можно уехать за границу», «Потому что больше у меня ничего не получается» и -- совсем кроха -- «Потому что балет -- это моя судьба».

Из каждой реплики можно развернуть жизнь, можно вытащить все -- и денежную недостаточность, и семейные горести (ну неспроста же ребенок задумался над тем, сколько живут балерины), и комплексы (мальчик, чуть менее тощий, чем другие, говорит, что не хочет быть толстым -- и человеку, не чуждому балету, здесь слышна ежедневная долбежка по мозгам). Но Шахвердиев оставляет реплики без комментариев: внимательный человек увидит; тот, кто не хочет «вникать в кулисы», умилится.

Во втором фильме режиссер выбирает своим героем Андрея Уварова, но фильм называет просто «Солист» -- и имя танцовщика появляется только в финальных титрах. Шахвердиев снимает репетиции «Спящей красавицы» и «Баядерки» -- не говоря о том, что это «Спящая красавица» и «Баядерка»; замедляет пленку во время прыжка (тем самым отбирая у танцовщика то, чем он может гордиться, -- висеть в воздухе, если пленка еле идет, может каждый -- даже балетный критик, коли подпрыгнет) и не понимает ценности того, что снял (репетиция «Баядерки» со Светланой Захаровой, которую артисты готовили для поездки в Гамбург, но Уваров поехать не смог). Проходя под сценой Большого, режиссер вглядывается в замшелые балки, останавливает камеру на ящиках с надписью «Дон Кихот» и явно ставит сцену визита танцовщика в медпункт, где милая бабушка чем-то мажет ему локоть, якобы ушибленный на репетиции.

Дело в том, что режиссер проходит по коридорам МАХУ и закулисью Большого со взглядом не исследователя, но среднестатистического зрителя (того, что бывает в Большом раз в два года). Зрителя, для которого балет является странным чудом, готового очаровываться любой ерундой и верящего, что артисты перед спектаклем смотрят в зал в дырочку занавеса. Зрителя, впитывающего балетный миф и его же воспроизводящего, не желающего знать про проблемы, конфликты и травмы, -- благодаря ему и существует, собственно говоря, театр. И Шахвердиев, профессионально снимая танцы (трюк с «подвисшим полетом» не в счет), в общем-то воспроизводит монолог этого самого зрителя. И получается социологическо-исследовательский фильм -- хотя этой социологии и нет в разговоре о балетных.