Помимо горькой пилюли в виде пресловутой замены натуральных льгот на денежные компенсации россияне получили с 1 января еще и «конфетку» -- повышение минимального размера оплаты труда (МРОТ) с 600 до 720 руб. Кроме того, первый вице-премьер Александр Жуков уже официально объявил, что с 1 сентября 2005 года МРОТ составит 800 руб. Поскольку это будет означать и автоматическое повышение зарплат в бюджетном секторе, решение правительства и Госдумы коснется миллионов людей. Но изменится ли после этого реальная ситуация в бюджетной сфере? С этим вопросом газета "Время новостей" обратилась к директору научных программ Независимого института социальной политики Лилии ОВЧАРОВОЙ.

-- Лилия Николаевна, с 1 января в минимальный размер оплаты труда в России повышается. Тем не менее в стране сохраняется странная ситуация, удивляющая иностранцев: даже после повышения МРОТ дотягивает лишь до одной трети прожиточного минимума, составляющего в среднем по России 2200 руб. Получается, что человек может иметь работу, но при этом денег ему будет хватать на десять дней жизни в месяц?

-- Да, формально дела обстоят именно так. Чтобы понять, почему сложилась такая ситуация, нужно посмотреть на нашу недавнюю историю. В советское время МРОТ составлял 150 процентов от прожиточного минимума, но это не значит, что все было благополучно. К началу рыночных реформ в России накопилось огромное количество неэффективных рабочих мест. Было очень много людей, чьи рабочие места можно было сократить, поскольку продукт, который они производили, стоил меньше, чем затраты работодателя. Тогда главным работодателем было государство, в итоге мы унаследовали большое количество неэффективных рабочих мест в бюджетной сфере. Пример -- сельская школа, где в классе учатся пять-шесть человек, а штатное расписание -- на классы по 30 человек.

По понятным причинам руководство страны решило не идти на быстрое сокращение этих рабочих мест. Слишком разрушительным мог оказаться социальный эффект от такого шага. Если, например, сократить тех же сельских учителей, возникнет вопрос: а что делать оставшимся на селе детям? Или ездить на автобусе в другие села, или вовсе не учиться. Та же ситуация с нянечками в больницах: многие из них плохо выполняют свою работу, но если их сократить, услуги медицинских учреждений могли стать дорогими и недоступными для большой части населения.

В итоге Россия пошла по пути скрытой безработицы. Людей не сокращали официально, их не увольняли, но делали им такую маленькую зарплату, что на нее просто невозможно было жить. Такая политика проводилась с 1992 года. Тем не менее в бюджетном секторе остался большой резерв для сокращения. Естественно, очень часто приходится слышать от оставшихся в этой сфере людей: «За ту зарплату, которую вы мне платите, скажите спасибо, что я вообще пришел». Становится совершенно ясно, что в этом секторе нужны другие работники и другая оплата.

-- Разве вы считаете, что в начале девяностых лучше было просто уволить всех неэффективных работников?

-- Нет, я не стала бы с уверенностью так говорить. Хотя в Восточной Европе, в постсоциалистических странах, где были такие же проблемы, как у нас, власти пошли на прямое сокращение рабочих мест, в результате чего меньше секторов экономики стали зависеть от бюджета. Платой за это стал рост безработицы и повышение цен, но параллельно выросли и зарплаты, в том числе и в бюджетных секторах Польши, Чехии и других стран бывшего соцлагеря. У нас власти тогда, похоже, просто испугались. Количество неэффективных рабочих мест в стране тогда прогнозировалось на уровне 30%, а секторов, где можно было занять освободившуюся рабочую силу, у нас было не так много.

Очевидно, власти боялись массовых беспорядков, и решительных шагов сделано не было. Экономика отреагировала снижением оплаты труда -- людей сохранили на рабочих местах, но предложили им очень низкую зарплату. Российский рынок труда оказался очень гибким: ВВП упал в два раза уже к 1993 году, а занятость сократилась намного меньше (безработица в 1996--1997 годах составляла 13%, что совсем неплохо при таком падении производства).

-- Благодаря чему же удалось получить такую неплохую статистику по занятости при сильном снижении производства?

-- А вот как раз благодаря бюджетному сектору. В России очень большой по мировым стандартам бюджетный сектор: в него входят и образование, и медицина, и жилищно-коммунальное хозяйство. Все эти вещи огромным грузом лежат на бюджете. Именно там и работают самые низкооплачиваемые слои населения.

Это не значит, что в эти сферы не проникли рыночные отношения. Образование и медицина только формально остаются бесплатными. На самом деле они финансируются через так называемые соплатежи от своих же собственных пользователей. Эти отрасли пошли по пути неформального финансирования со стороны населения.

-- Возможно, это как раз еще один аргумент в пользу точки зрения, которой придерживается председатель комитета по труду и социальной политике Госдумы Андрей Исаев: нужно как можно скорее уравнять МРОТ и прожиточный минимум, чтобы люди могли платить за свое обучение и лечение?

-- При сложившейся системе неформальных платежей автоматическое увеличение МРОТ население может и не почувствовать, а вот нагрузка на бюджет увеличится сильно. Дело в том, что повышение МРОТ означает повышение всех зарплат в соответствии с тарифной сеткой, в которой у нас 17 разрядов -- от уборщицы до директора.

Так вот, не очень понятно, откуда возьмутся реальные бюджетные деньги на повышение всех этих зарплат. Изменения к 150 законам, принятые летом и известные в народе как замена льгот на компенсации, переносят ответственность за выплаты множества зарплат и компенсаций на регионы. Между тем низкооплачиваемые бюджетники должны будут получить прибавку от увеличения МРОТ как раз от региональных бюджетов. Хватит ли на всех денег?

-- Но неужели огромные доходы, которые Россия получила в последние годы из-за роста цен на нефть, не дают возможности хоть немного улучшить положение бюджетников?

-- В принципе у нас не такие уж плохие макроэкономические показатели -- нельзя сказать, что в России нет ресурсов для увеличения МРОТ. Можно увеличить МРОТ на несколько сотен рублей. Но это увеличение даст лишь кратковременный эффект. Целью же должен быть вывод из тени финансовых потоков в сфере образования, здравоохранения и ЖКХ, уход от ситуации, когда эти отрасли одновременно получают деньги из госбюджета и взимают с населения неформальные платежи. Только тогда в эту сферу придет значительно больше денег.

А теперь посмотрим, кто в бюджетной сфере реально заинтересован в том, чтобы это сделать и пустить неформальные платежи по «белой» схеме. Так вот, директора школ и главврачи больниц в этом не заинтересованы. Ведь при новой системе им скажут: «Уважаемые, за все конверты, которые приносятся в ваши учреждения, с этого момента станут наказывать, причем серьезно. А страховые институты в медучреждениях и попечительские советы в школах будут контролировать качество вашей работы за более высокие деньги, которые мы вам дадим».

Какому же директору школы или главврачу эта новая система понравится? Ведь сегодня именно они контролируют все финансовые потоки -- и формальные, и даже неформальные. Если директор заинтересован в конкретном учителе, этот директор сегодня может дать ему две с половиной ставки, а также позволить проводить дополнительные занятия за соответствующую надбавку. И самое главное: с этим учителем директор может полюбовно обговорить вопрос о том, как будет организован процесс подготовки к поступлению в вузы -- за соплатежи. Директор будет закрывать глаза на то, что все это происходит на территории школы, а учитель, возможно, будет с ним делиться или еще как-то добиваться высочайшего расположения.

Приблизительно такая же ситуация существует и в больницах: если вы любимчик главврача, вы можете получить две с половиной ставки. Это может произойти потому, что вы хороший врач, а может, и потому, что вы просто его друг или еще как-то установили с ним хорошие отношения. Кроме того, главврач может направить вас, скажем, на платные операции, в то время как такой же врач, поссорившийся с начальством, будет делать бесплатные операции.

Получается, что властный ресурс у руководителя бюджетного учреждения -- больницы или школы -- еще выше, чем у хозяина частного предприятия. Там этот хозяин ограничен хотя бы контрактом. В итоге именно менеджеры среднего звена препятствуют, скажем, инвентаризации реально имеющихся в бюджетном секторе рабочих мест. Казалось бы, все просто: раз у вас ставки не заполняются, давайте уменьшим их количество и увеличим зарплату одного работника. А директора и главврачи говорят: «Нет!» Почему? Потому что тогда у них исчезнет возможность решать, кому одну ставку платить, а кому -- две с половиной.

-- Но ведь в стране есть и честные директора школ, учителя и врачи, которые получают очень маленькую зарплату за очень тяжелую работу. Разве повышение МРОТ, а вместе с ним и всех зарплат по тарифной сетке не поможет им?

-- Проблема в том, что бюджетный сектор именно из-за своей громоздкости давно уже стал частично теневым. По подсчетам специалистов Независимого института социальных исследований, только 40% оплаты труда бюджетного сектора идет по тарифной сетке. Остальные 60% идут за пределами тарифной сетки и распределяются между работниками так, как пожелает директор. Причем около 30% доходов вообще никак не фиксируются в бухгалтерской отчетности. Просто вбрасывая бюджетные средства в эту систему, мы проблемы не решим. Для того чтобы насытить эту систему, никаких денег не хватит. Нужно заставить чиновников раскрыть всю кухню, которая сложилась в этой сфере, а потом приступить к ее реформированию. В школах должны быть созданы попечительские советы, которые проверяли бы эффективность расходования средств, в больницах эту же роль должна играть система медицинского страхования. Но кто это будет делать? Пока что этих людей не видно.

-- Тем не менее помимо проблемы неэффективности бюджетного сектора есть еще более острая проблема: у многих занятых в нем людей, включая и плохих, и хороших работников, просто не хватает денег даже на продукты питания. Сейчас, когда МРОТ не дотягивает даже до трети прожиточного минимума, эти люди вроде бы и не являются безработными, но остро нуждаются в помощи, иногда больше иного безработного. Как им помочь?

-- Эта проблема настолько сложна, что обеспокоены ею не только россияне. В июне 2003 года стартовал проект «Реформа системы социальной защиты в Российской Федерации», осуществляемый в рамках Программы сотрудничества Европейского союза и России (бывший ТАСИС) и призванный помочь россиянам найти современные подходы к решению проблемы бедности. Одно из предложений проекта -- установить на региональном уровне так называемый Гарантированный минимальный доход (ГМД). Это тот минимум, который необходим для жизнеобеспечения человека. Все постоянно проживающие на территории региона бедные люди должны иметь право на то, чтобы, если их доходы меньше ГМД, органы соцобеспечения доплатили им недостающие деньги. Уровень ГМД в разных регионах должен быть разный, поскольку стоимость жизни в Москве и, скажем, в Ростове разная. Этот уровень должен определяться региональным законом. И такие законы, кстати, уже приняты в Республике Коми и в Тульской области.

ГМД может быть ниже прожиточного минимума, который наша социальная система всем нуждающимся обеспечить, как известно, не в состоянии. Например, сейчас в Туле средний ГМД установлен на уровне 1009 руб., то есть где-то половина от прожиточного минимума. Больше сейчас областной бюджет обеспечить не в состоянии. Но в законе записано, что впоследствии ГМД должен увеличиваться по мере того, как будут расти возможности бюджета области.

-- Но не получится ли так, что люди будут получать свой ГМД и ничего не предпринимать?

-- Чтобы этого не происходило, претенденты на получение ГМД должны заполнить специальную анкету, ответить на все вопросы социальных работников о своем материальном положении и о своих возможностях. Они должны будут заключить социальный контракт, то есть взять на себя обязательство взамен за предоставление ГМД повышать свою квалификацию или заняться лечением (например, от алкоголизма). Взамен за ГМД человек что-то должен сделать -- это правило.

Кроме того, ГМД поможет решить проблему, о которой мы говорили в начале, -- проблему освобождения неэффективных рабочих мест. Нянечка, получающая 720 руб. в больнице, -- скорее всего плохой работник, на работе ее просто терпят и ждут, когда она уйдет. Если у нее появится возможность получить, например, 1009 руб. пособия по ГМД, она уйдет, и высвободившиеся деньги больница сможет употребить более разумно -- например, на доплату хорошему врачу.

Что же касается освободившихся работников, то для них может быть создан институт общественных работ, открыты дополнительные курсы переквалификации и т.д. Нужно определить, в какой работе заинтересовано общество, и направлять туда высвободившихся людей. Оставлять все, как есть, повышая МРОТ по мере возможности, -- самый простой, но не самый лучший выход из положения.