На днях художник-патриот Андрей Филиппов показал в галерее «Е.К.Артбюро» проект «Над пропастью во ржи». Как обычно, о многострадальной родине. На этот раз пейзаж (как всегда у Филиппова -- зимний) оказался заснеженной и почти в три раза увеличенной черно-белой копией хрестоматийной картины Шишкина «Рожь». Покрывший шишкинскую рожь снег разрушил идиллию -- получилось «как всегда»: сверху мокро, снизу грязно, посредине безобразно. Главная роль отдана серому. Перед картиной разложено черное блестящее полотно, по традиции не в первой уже инсталляции обозначающее нефть с там и сям разбросанными кувшинками-палитрами. Чтоб зрители бесстрашно подходили к заполняющей всю стену картине, при входе положены мостки -- тоже серые. Зрелище идеально гармонирует с погодкой на улице -- чудный беленький снежок, едва коснувшись земли, превращается в грязь. Ассоциативный ряд ясен: разруха в головах, Россия -- подсознание Запада, безобразие -- наше все и т.д. А классический русский пейзаж сам виноват -- автор понахватался невесть чего в заграничной дюссельдорфской школе. И как ни любима «Рожь» народом, сколько ни тиснута раз в «Родной речи», не отвечает она -- ясная, ровная, золотая -- национальному самосознанию, не отражает бедные селенья, грустную природу, вечные катаклизмы, отключения электроэнергии, разлитую по бескрайним просторам грязь, похожую на нефть, и нефть, похожую на грязь, -- настоящую духовность. Над многозначительно замерзающим полем всегдашние филипповские имперские орлы четким строем выписывают в сером небе название другого хрестоматийного произведения: «Над пропастью во ржи». В книге Сэлинджера, как известно, описаны ужасы взросления: все грустно и безобразно, остается лишь читать Достоевского и чувствовать в себе неприкаянную русскую душу. Отлично рифмуется с исправленной и дополненной шишкинской картиной.

Запутавшийся было на некоторое время в своих двусторонних птичках, Филиппов выставляет в «Е.К.Артбюро» уже второй замечательный прект: на прошлое Рождество он изготовил печку, в тесной топке которой бился не огонь, а старые наши фильмы (на телеэкране). На нынешней выставке несколько старых работ напомнили: над полем с орлами Филиппов бьется уже много лет, все описывает загадочную русскую душу, где горнее и дольнее разошлось -- шире некуда. Орлы в грязь упасть еще могут (хотя с трудом, они же символы), но как земле подняться до Третьего Рима? Умучившись с непосильными вопросами, прямо перед выставкой Филиппов попал в больницу с сердечным приступом. Но тему свою он вряд ли оставит. И не только под воздействием окружающей среды: просто к художнику приходит зрелость и вместе с ней чувство беспросветности.

Один знакомый эмигрант, не бывавший в России лет десять, удивленно заметил: «Новое поколение художников у нас выросло. Сначала не понимал, что в них не так. Потом понял -- не пьют». Анатолий Осмоловский -- полная противоположность Филиппову. Во-первых, космополит, во-вторых, теоретик. К тому же не почвенник, а западник. До недавних пор настоящий левак, из тех, кто готов крушить мир насилья в любой момент. Ренегатство бывшего товарища Осмоловского проще всего было бы объяснить соображениями практическими -- тем более что оно почти идеально совпало с его приходом в престижную «конюшню» Stella Ret Gallery. Но не все так просто. Скорее появление галереи Stella совпало с исчерпанностью левой темы у Осмоловского. Он в отличие от Филиппова не тянет одну песню, а находится в постоянном поиске. Потому и сменил эффектные художественно-политические акции на нонспектакулярное (незрелищное) искусство, где произведение маскируется так, что его не найдешь и уж точно не продашь (фиг вам, буржуи). Следующий поворот был так же неизбежен, как и непредсказуем. О резонах смены вех Осмоловский сам оповестил наших читателей в день открытия выставки в галерее Stella (см. «Время новостей» от 23 декабря). В теории он всегда был силен. Самое же удивительное -- труднообъяснимая без политических терминов прелесть выставки Осмоловского. До сих пор в пластических талантах почти не замеченного. (Выписанное телами товарищей перед мавзолеем Ленина слово из трех букв было по-своему прекрасно, но ведь этот набор вообще пластически выигрышен -- буквально в каждом подъезде можно найти достойную музея каллиграфию работы неизвестного мастера.) Здесь же простые формы -- виденные уже на ряде выставок черные мозги-орехи, розовые поп-артистские лаваши, куски батонов и серые обрубки -- сложились в текст по-своему совершенный и бескомпромиссный. И хоть оправдывается Осмоловский, что не абстракция у него, а лишь имитация оной, сквозь морок теорий прорывается истина -- цвет поверхности у нее серый, с блеском. На срезе простой деревянный узор. Осмоловский противостоит хаосу гармонией -- как и обещал.

Две отличные предновогодние выставки, если и не знаменуют расцвет искусства, то позволяют увидеть взаимосвязь успеха художников и установки галерей на профессиональную работу, готовность вкладывать в выставки и силы и деньги.