Половина труппы чихает, вторая половина -- кашляет. В Москве грипп. Два премьера (Сергей Филин и Юрий Клевцов) получают травмы, еще двое (Дмитрий Белоголовцев и Андрей Уваров) температурят так, что вылетают из репетиций на несколько недель. Николай Цискаридзе тоже гриппует, но ходит на работу -- он единственный оставшийся исполнитель роли Оберона и понимает, что его уход на больничный сорвет премьеру. Джон Ноймайер, проведя кастинг и отрепетировав неделю, оставляет работу на ассистентов, уезжает в Гамбург и возвращается лишь накануне премьеры -- потому что тоже болеет, но в Германии. За неделю до дня зимнего солнцестояния, на который была запланирована премьера балета "Сон в летнюю ночь", этот балет начинает дрожать в воздухе, как мираж в пустыне, -- вот-вот исчезнет, вот-вот рассыплется. Свалится еще пара человек -- и все, можно будет вешать табличку "театр закрыт на эпидемию". Но оставшиеся в строю работают как в последний раз, на роль, лишившуюся всех исполнителей (придворного садовника Лизандра) вызывают гамбургского премьера Ивана Урбана -- и премьера выходит. А теперь попробуем забыть о массовом героизме артистов и взглянем на спектакль так, как будто он выпускался в нормальном режиме, -- по гамбургскому счету.

В этом "Сне", в 1977 году впервые поставленном Джоном Ноймайером в своей собственной труппе, а затем воспроизведенном в Париже, Вене, Копенгагене и многих еще театрах, пересекаются, проникают друг в друга три мира: мир аристократов (афинский герцог Тезей готовится к свадьбе с Ипполитой, его садовник Лизандр счастливо влюблен в придворную даму Гермию, другая придворная дама, Елена, без взаимности влюблена в офицера Деметрия), мир эльфов (эльфийские правители Титания и Оберон ссорятся, и Оберон поручает своему слуге Пэку заколдовать Титанию, что тот и делает -- но кроме того, вносит путаницу в любовные отношения придворных) и мир ремесленников, жаждущих сыграть на свадьбе герцога "прежалостную комедию" "Пирам и Фисба". У каждого мира свои наряды (аристократы одеты по моде XIX века, эльфы -- в серебристых сияющих трико, ну а ремесленники, разумеется, в рубахах и рабочих кепках) и своя музыка -- для придворных это поднимающийся из оркестровой ямы праздничный Мендельсон, для эльфов -- тянущееся из динамиков космическое гудение Дьердя Лигети, для ремесленников -- выезжающая на сцену механическая шарманка, перебирающая классические мелодии (вплоть до хора из "Травиаты"). Все эти миры должны быть сбалансированы очень точно -- потому что Ноймайер не просто рассказывает запутанную шекспировскую историю, он выстраивает модель театра. Театра, в котором есть его внешний "аристократический" блеск, кипучие интриги и выяснения взаимоотношений -- раз; под этим блеском пышет темной угрозой нешуточная, надземная, эльфийская страсть к власти -- власти над людьми, сидящими в зрительном зале, -- два; а лучшим людям театра еще дана способность взглянуть на свое ремесло со стороны -- и расхохотаться. Только тогда, когда в театре соотношение света, тьмы и рефлексии взвешено на точнейших весах, театр жизнеспособен.

В московском "Сне" лучше всего обстоят дела со светом -- с аристократами. Крохотная Елена (Нина Капцова) одолевает щеголяющего офицерской выправкой Деметрия (Владимир Непорожний): запрыгивает ему на спину, повисает на плечах, а в момент, когда он пытается ее с себя снять (девушка висит у него в руках, ее ноги у него за спиной нацелены в небо), пытается еще нежно прищемить рукой его нос -- доводя его до возможного для джентльмена остервенения. Победительная Гермия (Мария Александрова) воркует с нежно влюбленным Лизандром (Иван Урбан, учившийся в Минске и вот уже десять лет премьерствующий в Гамбурге), проносится с ним по сцене в восторженных, чуть патетичных, чуть смешных (так бывает, когда влюбленные не замечают окружающий мир, мир над ними хихикает, впрочем, с завистью) дуэтах -- и совершенно теряется, когда в результате волшебства Пэка Лизандр бросает ее ради Елены. Исчезает придворная дама -- остается обиженная девчонка, готовая буквально кинуться в драку из-за своего парня.

В царстве тьмы (ну то есть не совсем тьмы -- хотя волшебные деревья мерцают листьями в полумгле, эльфы вовсе не хотят зла людям -- они к ним просто равнодушны, слегка развлекаются за их счет) царят Светлана Захарова и Николай Цискаридзе. Тут -- радость для графика, для живописца: безупречные линии арабесков, бесконечные ноги, поющие руки... Смотреть на каждого из них по отдельности можно замерев и не дыша -- но магия исчезает, когда эльфийской королеве по роли надо оказаться над головой/на плечах своего короля. Замысловатые летучие орнаменты, что придумал Джон Ноймайер, превращаются в чертеж, слишком видно, сколько работы вложено в каждую поддержку. Эльфы не могут позволить людям видеть, как тяжело дается невесомость. И тут приходится вспоминать про грипп... Впрочем, про него забываешь тут же, как возникает дуэт Оберона и Пэка (Ян Годовский) -- в диалогах виртуозность равна только соединившемуся озорству двух танцовщиков.

А ремесленники... С ними все было в порядке: они с упоением играли простаков, разыгрывающих на свадьбе герцога кровавую историю о Пираме и Фисбе, театр в театре, как и положено, заставлял зал громогласно хохотать -- и Пирам, явно пародирующий большетеатровского Спартака, и Фисба, легонько так проезжающаяся по Брониславе Нижинской, были вполне оценены публикой. Но каждая часть спектакля, выпущенного в чрезвычайных обстоятельствах, существовала все же сама по себе -- и понятно, что этим частям надо еще срастаться, сцепляться, проникать друг в друга. Что они, несомненно, сделают -- если не зимним вечером, так летней ночью. Спектакль по контракту будет прокатываться два года.