В последнее время действия российских властей все отчетливее дают обществу понять, что власти недовольны итогами приватизации госсобственности, происходившей в России в течение последних 12 лет. Дело ЮКОСа и использование «налоговой дубинки» в целях перераспределения активов -- яркий тому пример, однако недавно сторонники пересмотра итогов приватизации получили мощную «аналитическую поддержку»: Счетная палата опубликовала «Анализ процессов приватизации госсобственности в РФ в 1993--2003 гг.», в котором, как, видимо, задумывали авторы, предпринята попытка оценить результаты процессов приватизации на некоей системной основе.

Безусловно, документ заслуживает внимательного прочтения. Написанный весьма профессиональным языком, по содержанию он представляет собой великолепный пример того, как тенденциозное манипулирование действительностью может использоваться в целях создания заведомо негативного образа приватизации, как первого шага в сторону формирования широкой оправдательной базы для начала пересмотра ее итогов.

Каковы основания для такого утверждения?

Во-первых, сразу бросается в глаза, что отчет крайне нечувствителен к историческим реалиям, существовавшим в период приватизации 1990-х. И текст, и сам дух записки построены таким образом, как будто у государства был шанс эффективно распорядиться приватизируемым имуществом. Конечно, такого шанса не было -- вспомним, что творилось в то время: паралич централизованной системы хозяйствования привел к тотальной деградации потенциально высокоэффективных предприятий, их имущество активно разворовывалось «красными директорами», вокруг промышленных активов буйной порослью расцвели всевозможные ТОО и АОЗТ, присваивавшие стоимость и оставлявшие базовое предприятие в убытках и долгах. Процветала «стихийная приватизация». Считать, что данные процессы можно было эффективно контролировать, -- утопия.

В такой ситуации не приватизировать быстро крупные активы означало просто ускорить их деградацию. Государство потеряло бы многие из этих предприятий, и даже новым собственникам они достались далеко не в лучшем виде. Приватизация была, безусловно, антикризисным проектом для России (это упоминается в документе Счетной палаты, но как бы вскользь), и делать в этой ситуации акцент на процедурных аспектах приватизации -- значит полностью игнорировать историческую реальность.

Во-вторых, авторы записки не приводят оценок изменения стоимости активов во времени в различных сценариях -- с проведением приватизации и без нее. Тот факт, что высокие темпы экономического роста в период 2000--2004 годов были достигнуты в основном на предприятиях частного сектора, а эффективность госсектора остается низкой, аудиторы как бы и не заметили. Зато в самом начале документа Счетной палаты утверждается, что «многие стратегические цели приватизации достигнуты не были». Если считать стратегической целью правильное соблюдение процедур -- наверное, не были. Если считать целью создание эффективной экономики -- цели достигнуты, и еще как. Смотря что для господ аудиторов важнее.

При этом Счетная палата цитирует правительственную концепцию управления госимуществом, датированную сентябрем 1999 года (когда экономика толком не оправилась еще от последствий кризиса августа 1998 года и рекордно низких цен на нефть в первой половине 1998 года), где утверждается, что приватизация «не привела к созданию широкого слоя эффективных частных собственников». Сегодня, после того как ВВП России вырос более чем на 40% за пять лет, очевидно, что правительство, утверждая в сентябре 1999 года такую вот «концепцию», слегка ошиблось.

Вообще три главных вопроса к итогам приватизации, задаваемые Счетной палатой, относятся только к ее процедурным аспектам: «Проводилась ли приватизация в соответствии с законодательством? Правильно ли были оценены государством приватизируемые активы? Имел ли место при приватизации подлинный конкурс?».

А между тем в логике здравого смысла три действительно важнейших вопроса, на которые обществу следует искать ответ, оценивая итоги приватизации, выглядят совершенно иначе: «Способствовала ли приватизация появлению в экономике России эффективного частного сектора? Насколько повысилась эффективность деятельности приватизированных предприятий? Может ли частный сектор стать базой для долгосрочного устойчивого роста экономики?»

Если бы аудиторы Счетной палаты думали прежде всего о будущем России, о ее успешном развитии, вопросы к итогам приватизации должны звучать именно так. И ответ на каждый из них будет утвердительным.

В-третьих, аудиторы как бы «не заметили» одного принципиального момента. Продавая имущество, государство в буквальном смысле передавало инвесторам кота в мешке. Например, такая «шутка», как приватизация предприятий и объектов недвижимости без решения судьбы земельных участков, на которых они расположены. С ее последствиями компании уже столкнулись после принятия Земельного кодекса и появления необходимости урегулировать вопросы прав на землю. Далее, активы передавались в частную собственность при полном отсутствии законодательства, определявшего базовые принципы отношений собственника с государством. Законодательство о национализации имущества не принято до сих пор. Специальная часть Налогового кодекса вступила в действие только с 2002 года. То есть, приобретая права собственности в 1990-е, инвесторы не получали прав на землю, понятия не имели о том, каково будет налогообложение их деятельности, не говоря уже о рисках национализации.

В таких условиях вести речь о «справедливой стоимости продажи активов» -- явное лукавство, граничащее с цинизмом.

В то же время справедливо было бы задать больной для россиян вопрос -- была ли приватизация в России честной (как вопрошал Остап Бендер на похоронах Паниковского, был ли покойный нравственным человеком)? Ведь именно горькое ощущение массовой несправедливости и злоупотреблений в процессе приватизации не позволяет обществу до сих пор спокойно воспринять итоги реформы собственности.

Вряд ли ответ может быть утвердительным. Слишком узок был круг лиц, допущенных к приватизации крупных промышленных активов, слишком невелики суммы, вырученные от их продажи в первой половине 1990-х, слишком сомнительны схемы инвестиционных конкурсов и залоговых аукционов. Да и победители зачастую были заранее предопределены -- именно эти люди, близкие к власти и впоследствии начавшие оказывать определяющее влияние на саму власть, сформировали в стране к концу 1990-х отвратительный кланово-олигархический режим, о котором всем нам хочется поскорее забыть. Однако правда и в том, что эти люди в последнее время начали активно расставаться с приобретенной собственностью, продавая (или пытаясь продать) ее цивилизованным инвесторам на вполне рыночных условиях. Более того, вспомните, какие прогнозы делали наблюдатели по поводу судьбы, например, нефтяных компаний после их распродажи на залоговых аукционах -- мол, все разворуют и убегут. Нет, этого в целом не произошло, и мы получили в приватизированных секторах довольно высокий уровень инвестиций и быстрые темпы роста -- частный нефтяной сектор добился увеличения нефтедобычи за пять лет на рекордные 50%.

В этой ситуации копание в процедурных деталях приватизационных сделок прошлого выглядит крайне опасным. Оно может привести только к одному -- началу циклического и затяжного процесса перераспределения собственности, да еще и с государственным участием, как мы видим на примере дела ЮКОСа. Пусть сегодня не все хозяева нравятся, и не все они получили свои активы вполне справедливым путем, однако, во-первых, в экономике существует база для долгосрочного устойчивого роста, во-вторых, уже запущен процесс рыночного оборота активов, который будет способствовать расширению уровня публичности российских компаний, доминированию стратегических интересов над краткосрочными. С точки зрения интересов будущего России, ее экономического развития гораздо важнее не устраивать системный «разбор полетов» по поводу приватизационных сделок, а признать, что Россия в ходе приватизации 1990-х решила фундаментальную задачу переходной экономики -- сформировала эффективный институт частной собственности.