Про тридцатилетнюю надежду венгерской режиссуры -- Арпада Шиллинга в Москве не слыхали вплоть до нынешнего фестиваля NET. Шиллинг закончил театральный колледж всего четыре года назад, но те, кто видел его постановки на европейских фестивалях (куда его сразу стали охотно приглашать), говорили, что они на удивление не похожи друг на друга. Уверяли, что большинство его спектаклей очень брутальны, а кое-кто даже называл Шиллинга «венгерским Жолдаком». Но привезенная на московский фестиваль «Чайка» -- антипод жолдаковской эффектности. Пожалуй, это один из самых неэффектных и камерных спектаклей, которые мне приходилось видеть.

Главный фокус постановки в том, что актеры театра «Кретакор» чеховскую пьесу играют как нынешнюю, оставаясь в современных костюмах и выходя на маленький пустой квадрат сцены, огороженный зрительскими стульями, прямо из зала. Вроде бы ничего не происходит, свет в зале не гаснет, но когда закрываются входные двери, вдруг парень, сидящий в первом ряду, спрашивает у своей соседки: «Отчего вы всегда ходите в черном?» Это Медведенко. Честно говоря, если бы они говорили по-русски, а у нас в наушниках не звучал перевод, мы бы, возможно, и пропустили первые фразы пьесы мимо ушей.

Наверное, именно это и имел в виду Немирович, говоря о том, что для театра не нужно ничего, кроме актеров на коврике. Ни бутафории, ни декораций, ни особого света. Постепенно оказалось, что среди зрителей сидят все герои, кроме Нины, которая вбежала, запыхавшись, в дверь зала -- то есть на сцену -- прямо из зимней Москвы, в нелепом таком пальтишке с воротником из искусственного меха и вязаной шапочке. Никакая не героиня -- смешная, улыбчивая, носик уточкой и драные джинсы. Вообще ни в ком из актеров не было ничего специально актерского, поэтому они так легко смешивались со зрителями, а перед спектаклем и в антракте гуляли по фойе. Мрачный, наверное, малоодаренный Треплев с тяжелым взглядом исподлобья. Эффектная молодая блондинка Полина Андреевна, которую тут сделали не матерью, а мачехой Маши. Тригорин (его играл приглашенный немецкий актер, и герои обсуждали: «Писатель, иностранец!») -- бритый наголо неврастеничный очкарик, раздражительный, дерганый и, как настоящий шизоидный тип, не смотрящий в глаза во время разговора. И конечно, Аркадина -- обрюзгшая полная женщина явно за пятьдесят, привыкшая к роли богемной красавицы, капризной и томной дивы в центре всеобщего восторга. Смешно и неловко смотреть, как она в длинном декольтированном свитере, который, сползая, обнажает то одно немолодое плечо, то другое, строит из себя девочку: беспрестанно кокетничает, наивно округляет глаза и прилипает к тридцатилетнему Тригорину со своей запоздалой страстью.

Впрочем, главное действие этого спектакля не просто в том, что актеры хороши, а в неожиданном особо интимном контакте с залом. В игре «глаза в глаза». Актеры ни на минуту не забывают, что вокруг люди, и учитывают их как партнеров -- этот спектакль потерял бы большую часть своего обаяния, если бы шел на обычной сцене. Вот Тригорин хочет перед расставанием Нине адрес записать, спрашивает: «Перо есть?» Кто-то из зрителей дает ручку. Девушка с такой благодарностью на него посмотрела, что стало ясно: этот человек наладил ее личную жизнь. Ну и так далее.

В финале Костя Треплев последним из актеров вышел и запер за собой дверь. Никакого выстрела не было слышно -- так мы и не узнали, произошло ли самоубийство. И на поклоны никто не вышел. Публика долго ждала продолжения, а когда, немного растерянная, наконец вышла из зала, в фойе уже стояли и болтали актеры, держа в руках пальто, словно зрители, готовые уходить.