В одном абажуре, как и положено, ввинчена лампочка, из другого свисает на веревочке нож. Человек сидит на стуле и поднимает ноги, чтобы его не захлестнуло безумие, затапливающее его комнату вместе с непрерывно льющимся дождем (в фонограмме -- то монотонный шум, то где-то погрохатывает гроза). Моноспектакль Жозефа Наджа "Дневник неизвестного", которым открылся фестиваль NET, на шестьдесят минут затаскивает зрителя в личный ад хореографа. Право же, для того, чтобы получать удовольствие от такого искусства, надо быть очень благополучным человеком.

Или очень молодым. То есть чтобы существовала нерушимая стенка между вот этим человеком и твоей уютной жизнью, или ты еще не осознал, что все это -- слишком близко, и происходит не только с другими людьми, не только с этим гуттаперчевым человечком на сцене. Это с ним все было -- Надж, прежде варьировавший мотивы Кафки и Бюхнера, впервые сочинил спектакль по своим личным дневникам, -- а с тобой не будет, нет-нет, не будет, ты защищен, с твоими друзьями и твоей страной все всегда будет ОК. Тогда можно смотреть.

Можно восхищаться абсолютной музыкальностью артиста. Родившийся в Сербии венгр отвечает трепещущему национальному мотивчику какими-то костными судорогами, какими-то переломами мышц. Он то с размаху падает оземь, то пытается встать с земли со скрещенными ногами, то на секунду сворачивается в позу младенца. И всегда этот мотивчик будто вздергивает его изнутри, будто выворачивает, напоминая, что ничего не поделаешь, ты здесь родился.

Можно порадоваться режиссерскому, поэтическому таланту Наджа. Зайдя в комнату, где висит на веревке удавленник (кукла), артист срезает веревку и переносит "тело" в некоторую продолговатую емкость. Гроб? Вероятно, но и колыбель: герой покачивает домовину, как люльку с ребенком. Когда же речь идет о другом самоубийстве -- с помощью опасной бритвы, герой, намылив лицо, встает за прозрачной пленкой (зеркалом?) и сосредоточенно разрезает ее, будто вспарывает свое изображение.

Я еще не сказала, что спектакль посвящен двум самоубийцам? Так вот, из своего дневника Надж взял только те страницы (будем надеяться, там есть и другие), что говорят о двух его друзьях, добровольно расставшихся с жизнью. Еще его вдохновляли стихи венгерского поэта Отто Толнаи: "Прошу тебя: не спасай меня. / Позволь крысе, прилежному бурильщику тоннелей, / Построить дорогу сквозь мой живот, / Позволь волку, / Вцепившемуся в меня, / Шумно жевать мое лицо <...> Глядя на погибших любимых , / Бог, я прошу тебя: не спасай меня <...> Я знаю, ты никого не спасаешь. / Но вдруг ты сделаешь для меня исключение. / Умоляю: не надо"

Герой спектакля сам на грани решения о самоубийстве. В его руках то веревка (довольно толстый канат, надо сказать), которую он прилаживает так и этак, то длиннющий топор, который он всаживает в столешницу и затем пристраивает рядом голову, будто позируя на плахе. Сыграно все убедительно, настроение умело нагнетается, и по окончании, воздав должное мастерству артиста щедрыми аплодисментами, хочется последовать примеру Бернарда Шоу: "Вытерпев долгую пытку фортепианного вечера, я знал одно средство успокоиться: обратиться к опытному зубному врачу".