Накануне последнего саммита Россия--ЕС, состоявшегося в Москве на прошлой неделе, комментарии представителей обеих сторон совпадали дословно: прорывов не ждите. При этом чиновников, и российских, и европейских, данное обстоятельство радовало: идет, мол, нормальная работа, спокойный диалог по вопросам, представляющим взаимный интерес, и слава Богу. Такая реакция понятна, если вспомнить особенности наших отношений с Европой в последнее десятилетие.

В их основе лежали чувства. Начиналось все со взаимной симпатии: Старый Свет был очарован новой демократической Россией, развалившей страшного советского монстра, а московские победители коммунизма уже прикидывали, как славно заживется в Единой Европе от Атлантики до Урала. Медовый месяц закончился довольно скоро, как только выяснилось, что на пути к демократии шипы встречаются куда чаще роз. Эйфория сменилась нарастающим обоюдным раздражением. Москва возмущалась тем, что ей скупо заплатили за избавление Европы от угрозы превращения в театр военных действий третьей мировой, а европейцы не понимали, почему русские занимаются чем угодно, но только не реформами.

К концу правления Бориса Ельцина раздражение перешло в открытую неприязнь. Западное общественное мнение, обманутое в прежних (непонятно, впрочем, на чем основанных) радужных ожиданиях относительно будущего России, не жалело теперь черных красок для ее нового портрета: бойня в Чечне, беспрецедентная коррупция снизу до самого верха, циничные руководители, вороватые олигархи и стоящая за ними вездесущая «русская мафия». Московская элита, для которой шквал не всегда справедливых обвинений стал неприятной неожиданностью, обиделась и заговорила на любимую тему: двойные стандарты Запада, его нежелание видеть Россию сильной. Стоит ли говорить о том, что все это богатство чувств никак не способствовало развитию настоящего сотрудничества между Россией и Европой, диалог велся интенсивный, но бессодержательный.

На этом фоне происходящее сегодня -- это действительно новая фаза. Любовь прошла, неприязнь вроде бы сгладилась, остались интересы. Главные пункты нынешней повестки дня -- это вопросы, в решении которых Европа заинтересована из эгоистических соображений. Энергодиалог с Москвой позволит ЕС укрепить собственную энергетическую безопасность. Переговоры по Калининграду -- это профилактика той головной боли, которой изобилующий проблемами анклав может стать для Евросоюза уже лет через пять. На последнем саммите добавилась еще одна тема: председатель Еврокомиссии Романо Проди настойчиво предлагал России активнее переходить на расчеты в евро. Мотив ясен: новая валюта борется с долларом за «клиентов» на мировом рынке.

Наличие у европейцев очевидных интересов открывает новые возможности и перед Россией -- в обмен на понимание в важных для них вопросах можно ожидать более чуткого отношения к тому, что волнует нас. А поскольку всякий торг -- процесс деликатный, торопиться с «прорывами» собственно и не к чему.

Главное теперь не увлечься этим «прагматическим диалогом» без «прорывов». Москва должна отдавать себе отчет в том, что такое меркантильное партнерство с Европой имеет четкие границы. Рано или поздно европейцы решат проблемы, которые их сегодня беспокоят в связи с нашей страной, при этом они, может быть, даже пойдут нам на серьезные уступки. Но решив их, они потеряют к России интерес -- она окажется на периферии глобальных процессов европейского континента, превратится в его сырьевой придаток, хоть и весьма важный. «Россия должна понять, что невозможно интегрироваться в мировую экономику, отвергая при этом наши базовые ценности», -- сказал, уезжая неделю назад из Москвы, шведский премьер Йоран Перссон. Если мы хотим стать полноценной частью нового Старого Света, нам придется-таки совершить прорыв и принять те правила игры, на которых базируется современная Европа, сколь бы декларативными и лицемерными они нам ни казались с высоты нашего сегодняшнего «прагматизма».