Для того чтобы досягнуть последней истины, героине-автору «Священной книги оборотня» (на обложке и в выходных данных товара, предлагаемого издательством «Эксмо», имеется магическое словосочетание «Виктор Пелевин») потребовалось прожить несколько тысяч лет, а за последний период ее земного существования претерпеть некоторое количество довольно унылых приключений. Стоило ли так трудиться? Лиса-оборотень, маскирующаяся под малолетнюю проститутку, живет в Москве и падка на продвинутое чтиво. Ознакомься она с любым сочинением Пелевина (всегда в продаже), отпала бы необходимость проникаться любовью к волку-оборотню (в погонах), вспоминать наставления, коими некогда одарил рыжую вертихвостку мудрый китайский монах, штудировать епископа Беркли, слушать лекции по оккультизму, летать на нефтеносный Север и охотиться на кур. Съела (в смысле прочла) -- и порядок. Вперед и выше.

Можно было даже без книг обойтись -- хватило бы любой рецензии. Все равно какой -- хоть из тех, что вызывают праведный гнев Пелевина (его предсказуемый образчик предъявлен в «Комментарии эксперта», предваряющем основной текст «Священной книги оборотня»), хоть из тех, где глубокая мудрость, духовная тонкость, филигранное мастерство и запредельное остроумие автора многих версий «Священной книги кого-нибудь» оценивается... Гм, как бы сказать-то? Конечно, совсем не адекватно (куда уж там!), но с подобающе почтительным стремлением хоть на микрон приблизиться к недосягаемой сермяжной правде. Она же Внутренняя Монголия. Она же Радужный поток, в который предназначено войти сверхоборотню.

К счастью, мелкая окололитературная шпанка, из года в год тщетно пытающаяся поколебать грошовыми придирками заоблачное спокойствие благородного вестника высшей истины, попросту обречена беспрестанно транслировать несомую им (пребывающую в нем) радужно-сермяжно-внутренне-монгольскую весть. Разумеется, убого и пошло. Мечтая затемнить доверчивое сознание потенциальных сверхоборотней и замедлить их движение к тому, чего не выразить жалким человечьим лепетом. На каждом шагу (каждым словом) являя собственную косность и корыстную ангажированность (проще сказать -- проплаченность). Но какое нам дело до их, с позволения сказать, намерений? До шутовских гримас и судорог бессильной злобы? Свет, неотличимый от тьмы, остается собой (то есть ничем) и в веренице кривых зеркал, и в череде злобных поношений. Как гласит давняя не то даосская, не то суфийская мудрость: пусть клевещут. Чем больше обманчивых слов, тем звучнее истинная весть. Не все ли равно, в каком злокачественном обрамлении она придет к тем, кто ее жаждет. Лисам-притворщицам приходится постоянно повторять несусветные человеческие глупости, но в их устах они зачастую становятся намеками на высшую мудрость. Что-то подобное творится и с так называемыми литературными обозревателями, только они, в отличие от лис, и задним числом не в силах постигнуть, что же было ими изречено и чему они послужили. Для приближения к Радужному потоку «отрицательная» рецензия ничуть не хуже, чем «положительная». (Право, какие чудовищно нелепые эпитеты в ходу у бесхвостых обезьян?) Даже лучше -- ибо возвещает не токмо о сокровенной правде, но и о лжи иллюзорного мира, который просветленный сверхоборотень покидает с добрым раскатистым смехом. Некоторые бесхвостые обезьяны такой смех называют божественным. Что само по себе смешно.

Как смешна вся та суета, которую беспрестанно лгущие друг другу и самим себе любители слов (слова для того и придуманы, чтобы мешать уму глядеть в самого себя и приближаться к Радужному потоку) смеют называть жизнью. Это -- жизнь? Ну-ну... Но я отвлекся, то есть уподобился автору-героине «Священной книге оборотня», которая, как и все прочие двойники Пелевина, тратит кучу времени, сил и слов, дабы досягнуть заведомо очевидного результата. Ей (ему, им -- разделять «героиню», «автора» и «аудиторию» могут только самые несмышленые либо пакостливые бесхвостые обезьяны) потребен Радужный поток. С самого начала. Приключения лисички-сестрички, философские навороты, политологические этюды, развеселые слоганы, как бы сексуальные сцены, верстовые цитаты, бородатые анекдоты и литературоведческие экскурсы, которыми заполнены двадцать условно-печатных (они же -- пятнадцать учетно-издательских) листов, суть завлекаловка (бренд завлекателен по определению, и вольтерьянцы зря против этого говорят), при помощи которой решаются две насущные задачи: а) очередное оповещение о том, что сверхоборотень войдет в Радужный поток; б) очередное извлечение изрядного количества денежных знаков из карманов вновь осчастливленных буратин, некоторая часть которых (знаков, а не буратин) позволит сочинителю расслабляться у компьютера, восходить на Эверест, летать в космос, спускаться на дно морское, рисовать иероглифы, смеяться над политтехнологами, разглядывать каталоги автомобилей и альбомы холодного оружия, перечитывать любимые книги, оказывать вспомоществование ближним и принимать посильное участие в разработке, производстве и сбыте очередных продуктов концерна «Эксмо&Пелевин». Или, если угодно, готовить потенциальных сверхоборотней к неизбежному счастливому вхождению в Радужный поток.

Так было -- так будет. И знает об этом Пелевин (удержусь от "остроумных" гипотез о клонировании, компьютерном синтезе или наемных авторах) не хуже, чем я. Потому и бравирует цинизмом, который доброжелатели непременно назовут напускным: на то и расчет. Есть тут, впрочем, нюанс. Вообще-то Пелевину очень хочется убедить (себя в первую очередь, а заодно и читателей) в том, что у поставленных на ковейер "священных книг" кроме "учительного" и "товарного" измерений есть и "художественное" измерение, что вообще-то он не "ремесленник" и не "гуру", а счастливый художник, весело и свободно творящий свой мир, элегантно использующий природную тупость как тех, что делают башли (в частности, на пелевинских букворядах), так и тех, что верят в какую-то высшую мудрость (извлекаемую из того же источника). Отсюда апология артистизма лис-оборотней. Отсюда же необходимость "проговорок" (как бы бессознательных, на что есть специальные указания), вроде рассуждения о творце "Лолиты".

«Писателю мечталось, конечно, не о зеленой американской школьнице, а о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии. В такой мечте я не вижу ничего зазорного для русского дворянина, понявшего всю тщету жизненного подвига. А выбор темы для книги, призванной обеспечить этот достаток, дает представление не столько о тайных устремлениях его сердца (это «не столько» дорогого стоит. -- А. Н.), сколько о мыслях насчет новых соотечественников и еще -- о степени равнодушия к их мнению о себе. То, что книга получилась шедевром, тоже несложно объяснить -- таланту себя не спрятать...»

Бездарности -- тоже. Сколько бы защитных оговорок-"проговорок" наш Неуловимый Джо вокруг своего эрзаца ни нагородил. Он знает, что я знаю, что он знает... Подлинное название «Священной книги оборотня», к которой ее содержание и сводится (оно же -- имя автора-героини) -- матерное речение. Готов принять его как ответ на заголовок моего опуса, тоже вполне заменяющий его «содержание». Только не спрашивайте, бывает ли скука веселой. Ведь отвечу. А о том, что лучше бы на "..." не откликаться вовсе, и сам знаю.