Борьба с терроризмом -- сегодня это главная проблема во всем мире. Как с этим бороться и как объединить усилия в этой борьбе? Ответы на этот вопрос могут появиться и при изучении прошлого опыта. Ведь терроризм как явление существовал всегда. Только если сегодня он часто прикрывается лозунгами ислама, то в прошлом террористы действовали под левацкими лозунгами, а еще раньше -- под знаменем анархизма. О немецком опыте берлинскому корреспонденту «Времени новостей» Юрию ШПАКОВУ рассказал известный немецкий эксперт Рольф ТОПХОФЕН, который возглавляет Институт исследования терроризма и безопасности в Эссене.

-- Г-н Топхофен, целых три десятилетия Германия жила в условиях террористической «угрозы изнутри». Откуда взялась питательная среда для "Фракции Красной армии" (РАФ) в Германии, да еще тогда, когда страна наслаждалась плодами своего экономического чуда?

-- Немецкий терроризм в сравнении с нынешним международным терроризмом был явлением, если так можно выразиться, чисто домашним. Его цели и задачи в большинстве случаев были направлены на внутригерманские дела. Хотя истоки его следует искать за океаном. Немецкий левоэкстремистский терроризм происходил от студенческих протестов «новых левых». Эти протесты начались во второй половине 1960-х годов в Калифорнийском университете в Беркли. К концу десятилетия мы уже были свидетелями ренессанса марксизма, а левые студенческие организации протестовали против тоталитаризма, фашизма и тому подобных антидемократических явлений. В такой общественно подвижной среде, как студенчество, движение «новых левых» быстро навело идеологические мосты в Европу. Движение стремительно набирало силу в западных индустриально развитых странах, где после второй мировой войны шло переосмысление общественных ценностей. Главными бунтарями были сыновья и дочери представителей среднего класса. Они мучительно искали ответ на вопрос: «Что делали наши отцы при фашизме?»

Все активисты "Фракции Красной армии" вышли из среды интеллигенции. Их целью было изменение мира в соответствии с идеологией марксизма-ленинизма, которую они пытались проецировать на условия капитализма. С годами в багаже "новых левых" накопился солидный арсенал революционных идей, не только марксистско-ленинских, но и почерпнутых из стратегии народной войны во Вьетнаме, у Мао Цзэдуна, у Че Гевары.

-- Насколько влияла на них советская идеология?

-- Идеологическое влияние СССР на многие движения "новых левых" было сильным. Но такие события, как оккупация Чехословакии и разгром «пражской весны» в 1968 году, стали для них шоковым опытом.

-- В своих мемуарах бывший генпрокурор Германии Клаус Пфлигер утверждает, что государство не дало втянуть себя в войну, объявленную ему террористами из РАФ. Это верно?

-- Я бы осторожнее оперировал понятием «война» применительно к борьбе с терроризмом. Это чересчур высокое определение, оно в значительной мере оправдывает действия врага. Нельзя уравновешивать государство на одной чаше весов и криминальное сообщество, если угодно, банду, что, по сути, являют собой террористы, -- на другой. Наибольший эффект, как показывает практика борьбы с терроризмом, дают правовые методы. В свое время Германия не приняла правила игры, которые ей навязывала РАФ. Перед лицом повседневной угрозы Германия все-таки не стала полицейским государством, а ведь такое превращение вполне отвечало интересам РАФ.

-- Выходит, что терроризму, исходящему из Чечни при поддержке международного исламского фундаментализма, можно с успехом противопоставить параграфы закона?

-- Помимо хороших законов требуется воля для принятия политического решения и выхода из чеченского тупика. Ведь чеченский терроризм -- проблема внутрироссийская, и ее не разрешить широкомасштабными военными операциями с использованием танков, артиллерии и вертолетов. При анализе терактов, совершаемых чеченскими сепаратистами, не прослеживается непосредственного участия всемирной сети исламизма. Другое дело, что любой акт террора со стороны чеченских боевиков представляется исламским фундаментализмом как эпизод всемирной борьбы с «неверными». Точно так обстоит дело с конфликтами в Кашмире, Афганистане или на Ближнем Востоке. При этом часто обнаруживается почерк, выработанный в такой кузнице кадров для боевиков, как Афганистан.

Но с уверенностью можно утверждать лишь об идейной близости тех и других. Президент Владимир Путин прилагает много усилий, чтобы стилизовать крайне жестокие теракты чеченских сепаратистов под «войну», которую с территории Чечни ведет против России международный исламский терроризм. Ветераны афганской войны против бывшего СССР боролись и борются повсюду, где существует «угроза исламу» -- в Кашмире, Боснии и Герцеговине, Йемене, Чечне, Узбекистане. Во всех случаях речь идет о некоей исламской братской общности, но все они уже успели выйти за пределы изначальной мотивации и создать собственную стратегию и тактику борьбы. «Черные вдовы» -- это басаевское изобретение.

-- Постоянная угроза терроризма не могла пройти бесследно для немецкого общества. В чем это выразилось?

-- В Германии всех активистов группировки РАФ знали едва ли не в лицо. Кстати, нынешний исламский терроризм во многом выступает в обезличенной форме. А немцы тогда не испытывали особого страха перед левыми экстремистами. Ведь тех интересовали высокопоставленные политики, люди делового мира, те, кто отвечал за принятие решений на высшем уровне. Это был дерзкий вызов государству. И оно ответило совершенствованием законодательной базы, системы правосудия, повышением уровня технологического оснащения полиции и спецслужб.

Разумеется, многое из этого бессильно перед терроризмом, основанным на идеях исламского фундаментализма. Левые экстремисты не стремились нагнетать тотальный панический страх в обществе. Они не взрывали домов, не убивали тысячами людей. Они заботились о своем «авторитете» и были заинтересованы в сочувствии и симпатии к себе со стороны населения. У РАФ не было и четко выраженной идеи. Этот пробел и привел к разногласиям о конечных целях и в конце концов к развалу организации. Исламский фундаментализм наполняет нынешний терроризм вечным смыслом, представляя его глобальной войной против «неверных». А ведь это сотни миллионов людей -- христиане западного мира и Восточной Европы, евреи. И все они -- цели для современных террористов.

-- Г-н Топхофен, вы автор известной книги «ГСГ9 -- антитеррористическая команда». Что сделал бы германский армейский спецназ, если бы его отправили освобождать заложников в Беслане?

-- Это деликатный вопрос, и его следует считать чисто гипотетическим. Наши специалисты отмечают отсутствие должной координации и профессионализма при проведении операции по освобождению заложников в Беслане и большое число жертв. Президент Путин избрал тактику, исключающую любые компромиссы с террористами. Трудно сказать, было ли это единственно возможным решением, но ясно, что при этой тактике будут и убитые, и раненые. Наши бойцы из ГСГ9, вероятно, проявили бы больше терпения, навязали бы террористам бесконечные переговоры, короче, сделали бы все, чтобы затянуть и выиграть время. Но давать советы со стороны сложно. Ведь каждая ситуация с заложниками не похожа на другие, их нельзя сравнивать, поэтому эталонных решений нет. В тактике немецких спецподразделений главную роль играет безопасность и жизнь заложников. Мне доводилось присутствовать в России на учениях ОМОНа по освобождению взятых в плен людей. Бросаются в глаза жестокость и решимость бойцов. Их действия не оставляют террористам ни шанса, что опасно для заложников.