Российский крупный бизнес уже более года не стремится делать крупные инвестиции внутри страны. А если и делает их, то по крайней мере не афиширует. Почему это происходит, а также о перспективах работы в черной металлургии корреспонденту «Времени новостей» Яне ГОДОВАНОЙ рассказал гендиректор Уральской горно-металлургической компании Андрей КОЗИЦЫН.

-- Два года назад на заседании Элитарного клуба корпоративного поведения вы сказали, что «следует создать условия, при которых участникам экономической деятельности просто выгодно будет быть прозрачными, без угрозы для своего бизнеса». Нельзя сказать, что сейчас УГМК прозрачная компания. Вы до сих пор не открыли структуру акционерного капитала. Получается, что условия, о которых вы говорили, в нашей стране пока не созданы?

-- Думаю, что пока нет. Надо четко понимать, что последует за каждым твоим действием, к чему оно может привести. Даже по формальным признакам само раскрытие требует значительных подготовки и времени. Поэтому, оценивая существующую ситуацию, думаю, что решение этого вопроса (о прозрачности компании. -- Ред.) будет отложено.

-- Вы считаете, что это зависит от экономической и политической ситуации в стране?

-- Безусловно, среда определяет действие нашей компании и не только нашей. Кроме того, раскрытие -- это же не самоцель. Раскрытие необходимо для расширения возможностей на рынке финансовых услуг. Но не факт, что это надо делать всем -- каждый может решать эти проблемы по-своему. Можно пользоваться иными инструментами по привлечению средств. Другое дело, если есть какой-нибудь крупный объект, требующий серьезных инвестиций, которых, допустим, нет в стране, тогда раскрытие информации является непременным условием для их привлечения.

-- Удоканское месторождение, в покупке которого УГМК собирается участвовать, тот самый крупный объект. На рынке существует мнение, что вы самостоятельно не осилите торги, намеченные на март следующего года. И вы уже говорили, что не намерены в ближайшее время размещать IPO и евробонды. Как вы будете привлекать средства?

-- Могу с уверенностью сказать, кто бы ни победил, деньги под этот проект будут привлечены. Во всем мире подобные проекты на коротких деньгах не реализуются. Мало кто понимает, что такое Удокан. Это очень непростой проект, в первую очередь в техническом смысле. Например, условие -- сейсмика, закладываемая в объект, должна быть на уровне не менее десяти баллов. Тяжелые климатические, геологические условия, практически полное отсутствие инфраструктуры -- все это дополнительно осложняет реализацию проекта, делает его более затратным.

-- Какова, на ваш взгляд, справедливая цена месторождения?

-- Исходя из состояния объекта и геофизических условий, о которых я только что говорил, стартовая цена этого месторождения, по моему мнению, должна быть 30--40 млн долл. В моем понимании нет смысла платить большие деньги за лицензию на Удоканское месторождение. Нефтяные активы на аукционах могут стоить очень дорого, поскольку покупатель несет меньше временных и финансовых затрат для того, чтобы получить конечный продукт. Качая нефть, производитель имеет почти 90% от конечной цены реализации продукта уже на поверхности земли. В случае же с твердыми недрами, такими, как Удоканское месторождение, речь идет только о 10--20% стоимости конечного продукта. Остальные 80% еще нужно получить в процессе переработки.

-- Сколько потребуется инвестиций для освоения месторождения?

-- Если предположить, что удастся минимизировать затраты на энергетику и инженерную инфраструктуру, то речь идет примерно о 500 млн долларов.

-- Кто является вашими конкурентами в борьбе за Удокан и как вы оцениваете их шансы?

-- Учитывая, что цены на рынке металла растут, любая крупная компания может принять участие. Это сырье может даже быть не профильным для победившей компании, но это -- дополнительная капитализация.

-- Вас не смущает, что Минэкономразвития все же настояло на проведении открытого аукциона, а не конкурса, а значит, будут допущены иностранные участники? Как на этом фоне вы оцениваете перспективы УГМК?

-- Удокан с запасами 20 млн т меди относится к так называемым стратегическим месторождениям. Поэтому вполне вероятно, что в условия недропользования могут быть включены определенные пункты, учитывающие этот фактор. Иными словами, принимая во внимание интересы национальной экономики и национальной безопасности, эти условия могут быть сформированы, я надеюсь, под российских производителей.

-- Но «Росказмедь», дочернее предприятие «Казахмыса», акционером которого в свою очередь является Samsung, тоже формально является российской компанией.

-- Насколько я знаю, «Казахмыс» получил два крупных медных месторождения у себя в Казахстане, и они обеспечены сырьем. Кроме того, любая заявка на Удокан будет рассматриваться правительственной комиссией на предмет как финансовой состоятельности компании, так и истории заявителя. Если эта компания появилась вчера или год назад, как бы она ни называлась и кем бы ни была создана, я думаю, у нее будут сложности по допуску к аукциону.

-- Есть мнение, что в случае проигрыша УГМК в любом случае не останется без руды и сможет ее покупать у победителя, поскольку месторождение имеет громадные запасы.

-- По экономике и логике, тем, кто не имеет мощностей, подобных нашим, для переработки сырья до конечной продукции, выгоднее будет продавать удоканский концентрат в Китай, кто бы что ни говорил.

-- Но теоретически то же самое может делать и УГМК, ведь транспортировка концентрата на уральские заводы сопряжена с расходами. Или вы планируете в случае победы на торгах строить на месторождении производственные мощности?

-- Строить там что-то, кроме горно-обогатительного комбината, нецелесообразно. Я уже говорил о сложных природных условиях, отсутствии инфраструктуры, существует еще масса других проблем, которые сегодня практически невозможно оценить.

-- А в аукционе по продаже госпакета акций Магнитки, который намечен уже на декабрь этого года, УГМК участвовать не планирует?

-- Я думаю, что нет.

-- Ранее проходила информация, что у УГМК есть порядка 10--14% акций Магнитки, потом владельцы УГМК обвиняли менеджеров во главе с Виктором Рашниковым в незаконном получении 30% акций меткомбината. Сейчас у УГМК есть акции ММК?

-- Нет, и никогда не было.

-- В прошлом году вы говорили, что УГМК планирует привлечь длинный кредит сроком на три-пять лет. Пока эти планы не осуществились. Почему?

-- Нам поставили условие сделать отчетность по МСФО. Мы ее сделали к июлю этого года по отдельным предприятиям и к июлю следующего года сделаем консолидированную отчетность по холдингу. То есть с будущего года вопрос с привлечением длинных денег будет решаться проще.

-- То есть до тех пор финансирование инвестиционных программ будет идти только за счет собственных средств УГМК?

-- Не совсем, у нас реализуются уже два инвестиционных проекта за счет заемных средств, объем вложений в которые, правда, не столь велик. Это масштабная реконструкция сталеплавильного производства на Серовском металлургическом заводе и реконструкция обогатительной фабрики на «Святогоре» с инвестициями в 43 млн евро и 20 млн долл. соответственно.

-- Вы говорили, что не намерены покупать активы за рубежом. На какие ориентиры вы намерены сосредоточить развитие компании помимо уже означенной капитализации?

-- У нас есть уже фактически законченный цикл, и нужно в порядок привести то, что есть. Капитализация и переход на единую акцию -- это долгосрочная задача. Не менее важная задача -- это привести компанию и ее структуру затрат в соответствие с международным уровнем. Сейчас мы ведем работу в этом направлении. Есть, правда, оборотная сторона медали: когда мы приблизимся к западным компаниям в части техники и технологии, то нам придется значительно сокращать количество рабочих. Но это объективная реальность -- современные технологии не требуют столь большого количества персонала.

-- За последние годы в компании наверняка скопились свободные средства, которые было бы интересно вложить в непрофильные виды бизнеса. Есть ли у вас альтернативные объекты для инвестирования за пределами металлургии?

-- Примерно с конца прошлого года мы начали активно развивать строительный бизнес. Причем в данном случае я не имею в виду Ревдинский кирпичный завод, который давно успешно представляет строительное направление в рамках компании и во многом обеспечивает ее потребности в строительных материалах. Речь идет именно о проектах, которые напрямую не связаны с основным нашим бизнесом. В частности, это проект «Екатеринбург-Сити» по строительству современного делового квартала в самом центре уральской столицы. Это будут офисные центры, гостиницы на три-пять звезд, торгово-развлекательный комплекс. Концепция разработана, она утверждена мэром Екатеринбурга и губернатором Свердловской области. Сейчас готовятся эскизные проекты, собираются обоснования технических решений. Отдельно ведется работа, связанная с финансированием. В целом весь проект оценивается примерно в 500 млн долл. Первая очередь -- это примерно 145 млн долл. и три-четыре года по времени. Наша компания выступит генеральным заказчиком этого проекта.

-- А ресторанный бизнес вас не интересует? Несколько недель назад в СМИ прошла информация, что владельцы УГМК приобрели 50% акций компании «Арпиком», владеющей ресторанным бизнесом.

-- Мне об этом ничего не известно.

-- Почему вы продали Качканарский ГОК «Евразхолдингу»? Да еще и за цену, которую эксперты признали чуть ли не вдвое заниженной? Ранее Александр Абрамов говорил, что с владельцами УГМК заключено процессинговое соглашение о том, что они владеют около 7% НТМК, поставляют на него сырье с Качканарского ГОКа и взамен получают металл. Потом г-н Абрамов сообщил, что «Евразхолдинг» продал акции Качканарского ГОКа...

-- В реальности мы имели отношение к этому ГОКу очень условное. УГМК никогда не владел акциями Качканарского ГОКа. Да, наши представители входили в состав совета директоров, я был там полгода гендиректором, но все это происходило на определенных условиях согласования с теми, кто владел этими акциями. Теперь акциями ГОКа владеет «Евраз». У кого и за какую цену он их купил, об этом лучше спросить у его руководства.

-- В каких отношениях вы с Искандером Махмудовым, который считается одним из основателей и ключевых владельцев УГМК?

-- Отношения людей -- это вопрос сложный. Я бы сказал так: между нами начальников нет. У нас деловые партнерские отношения.

-- На мировом металлургическом рынке сейчас в моде крупные слияния и поглощения. УГМК не исключает объединения с другим крупным игроком или заключения стратегического союза?

-- Почему бы и нет? Все зависит от того, какой предмет обсуждается. Мы конкурируем на рынке, но всегда готовы обсуждать деловые предложения и по меди, и по цинку, и по черным металлам. А вот стратегические союзы у нас имеют нехорошее в законодательном смысле звучание. Вы это называете союзом, а ФАС это назовет сговором.